Ларец Пандоры (СИ)

Джеймс Сквайрс в это время тоже смотрел на Нью-Йорк и думал о разрушительной силе выбора. Правда, в отличие от Эмберха, не верившего в выбор, считавшего его насмешкой над самим существованием человека, англичанин видел в нём шанс, право проявить себя. Он ведь помнил Арчибальда Недведа, помнил, как зазнавшийся наглец устраивал дебоши на тихих улицах городка, упиваясь своей безнаказанностью. Лорд переживал за сына, винил в его ошибках себя. Джеймс даже вызвался «поговорить» с Арчибальдом по душам, дабы тот одумался. Правда, «разговор» так и не состоялся. А теперь молодой лорд держится за данное им слово, готов плюнуть на свою гордость, когда того требует необходимость. Джеймс не верил, что характер Арчибальда резко переменился. Нет, юношу изменил выбор, который тот совершал. Выбор позволил прозябавшему в провинции Арчибальду проявить те качества, которые были заложены в нём, но не находили точки опоры. Для того выбор и предназначался — он выявлял недостатки и достоинства, помогал разобраться в человеке. И Сквайрс благодарил Бога, за то, что тот придумал такую штуку как выбор.

Бессонная ночь ждала и Платона Прохорова, который забрал украденные им много лет назад бумаги из банковской ячейки и искал место в квартире, где их можно было спрятать. Не спал Арчибальд Недвед, вспоминавший отца, не спали Дени и Юджин, оба размышлявшие о предстоящем дне, не спала Наташа Прохорова, запертая в тёмной комнате вместе со своей сестрой, молившаяся о том, чтобы с Викторией ничего не случилось. Не спал даже бывший дворецкий Освальд, невольно ставший участником опасного приключения. Он боялся смерти, но не собирался цепляться за жизнь, готовый пожертвовать ею во имя друзей. Но самая беспокойная ночь выпала на долю другого русского эмигранта, православного священника Павла Ивановича Молчанова.

Люди ждали рассвета, ждали развязки событий. Они готовились к выбору, который утром поставит перед ними судьба.

Глава 12

1

Сентябрь 1917 года. Тибет, Область Кам.

Повозка, запряжённая яком, медленно катилась вниз по пологому каменистому склону. Изрезанный зубцами гор горизонт затягивали серые тучи. В небе кружились стервятники, время от времени протяжно крича. Иногда встречались участки дороги, заросшие редкими стебельками травы или покрытые мхом. Пронзительно-холодный ветер дул со всех сторон. Платон Прохоров, правивший повозкой, продрог до костей. От холода не спасали ни пушистая шуба из собольего меха, ни надвинутая на уши шапка, ни толстые сапоги с шерстяной прокладкой. Потирая друг о друга руки, сложенные поднесённые к лицу, Прохоров мечтал поскорее спуститься к торговому тракту, приехать в город, отыскать там гостиницу, заплатить за самый роскошный номер, забраться на кровать и, не раздеваясь, залезть под одеяло. Благо после этой поездки о деньгах он мог не беспокоиться. Платон удачно выменял дорогие серебряные подносы, заполучил пару древних пергаментов, украл несколько интересных монеток и амулетов.

Бросая алчущие взгляды на сундук, в котором он спрятал нажитое им во время поездки добро, Прохоров улыбался, мысли о баснословной прибыли грели ему сердце. Все его лишения не напрасны. Скоро он вернётся домой в Россию. Обнимет своих жену и дочь. А потом… Прохоров никогда не был патриотом и открыто заявлял в обществе, что в непроглядной тьме грядущей российской действительности не видит своего будущего. И отчаянное предприятие, затеянное им в начале войны — поездка в Тибет и скупка древностей — он предпринял прежде всего ради получения возможности покинуть Родину и уехать за границу. Когда он вернётся и выручит за товар деньги, можно подумать об эмиграции. Правда, Прохоров собирался перебраться на Запад только по окончанию войны.

Платон боялся наткнуться на разбойников по дороге, но ещё в столице Тибета, Лхасе, его успокоили. По словам местных жителей, грабители редко появляются на здешних дорогах, предпочитают оживлённые пути. Но на всякий случай Прохоров всегда держал при себе старое охотничье ружьё. Он без раздумий застрелил бы любого, кто посмел положить глаз на его богатства.