Ларец Пандоры (СИ)

- Я не шучу, - пригрозил гоминдановец. Линь счёл за лучшее подчиниться. Бросил винтовку в сторону и подошёл к Ляо, медленно повернулся. Перед ним стоял крепкий мужчина тридцати пяти-сорока лет. Широкая переносица, грозные, выступающие вперёд надбровные дуги превращали его и без того маленькие, далеко посаженные друг от друга глаза в бусинки. Большие потрескавшиеся губы и римский нос придавали китайцу сходство с европейцами. Он пристально смотрел на Линя. Юн чувствовал себя неуютно, но не отводил взгляд.

- Ты командир коммунистов? - спросил третий гоминдановец.

- Да, - подтвердил Юн.

- Как тебя зовут?

- Линь Юн. Твои убили наших товарищей?

- Пу, я же говорил тебе, - вмешался Ляо. - Они не при чём! Те, другие, они приходят ночью, нападают из тени.

- Не лезь, - оборвал его ведущий допрос гоминдановец.

- Он говорит правду, - оживился Линь. - Я видел их, когда спускался по выступу к расщелине. Они увязались за мной, лишь вопрос времени, когда отыщут нас.

Пу с сомнением посмотрел на Линя.

- Где остальные члены твоего отряда?

- Один убит, остальные пропали среди ночи.

- Как и у нас! - воскликнул Ляо.

- Ты услышал историю Ляо и решил обдурить нас, так ведь? - спросил Пу.

- Нет, - ответил Линь. - Даю слово, они идут сюда.

- Нам нужно уходить, Пу, - стал клянчить Ляо. - Неужели ты не видишь, он не врёт!

Пу вздохнул, опустил винтовку.

- Будь что будет, - сказал он. - Нужно приготовиться к обороне. Я вовремя вытащил патроны из его винтовки, - Пу кивнул в сторону поверженного Ли. - Иначе он бы точно тебя убил. Почему не стрелял?

Линь пожал плечами, поднял винтовку с земли, закинул её за спину.

- Нужно связать Ли. Когда он очухается, непременно бросится на меня, - заметил Линь.

- Поступай, как знаешь, да поторапливайся, - Пу посмотрел вдаль. - Если хотя бы половина из того, что рассказывал Ляо правда, нам лучше уйти отсюда.

- Верёвки не найдется? - спросил Линь.

- Сейчас принесу, - отозвался Ляо и бросился вниз, к пещерам.

- Поторопись, - напомнил Пу, тоже стал спускаться.

Линь развернулся спиной к лощине и посмотрел вдоль ущелья. Как скоро преследователи отыщут пещеры? Поборов дрожь, Юн снова посмотрел вниз. Он определенно их видел. Только когда? Пока он размышлял, вернулся Ляо с верёвкой. Они завязали руки Ли у него за спиной и, подняв потерявшего сознание гоминдановца с земли, начали спуск.

Глава 14.

1

13 апреля 1935 года. Соединенный Штаты Америки, Нью-Йорк.

Платон Прохоров сидел в спальне своей квартиры и в сотый раз перечитывал письмо следующего содержания: "Ваши дочери у нас. Мы хотим получить сведения, которыми Вы располагаете, относительно шкатулки, некогда принадлежавшей Вам. В первую очередь нас интересуют бумаги, которые, как Вам наверняка известно, связаны с этой вещью. Придите сам или пришлите Вашу жену на следующий день с момента получения письма в четыре часа вечера на угол восемьдесят пятой и Сивью-авеню. Наш человек встретит Вас или Вашу супругу. Выполняйте всё, о чём он Вас попросит, и очень скоро Вы снова увидите Ваших дочерей. Не смейте обращаться в полицию или к частным детективам. Дело только осложнится и единственные, кто от этого пострадают, будут Ваши дети. Даём слово, пока Вы неукоснительно следуете нашим требованиям, девочки в абсолютной безопасности. Надеемся на Ваше благоразумие и не меньше Вашего желаем поскорее со всем этим покончить".

Вчера вечером, когда стало ясно, что дочери пропали, Дарья носилась из угла в угол и готова была рвать на себе волосы, а камень, обёрнутый листком с посланием, забросили в открытое окно. К несчастью, Прохорова первая отыскала его и прочитала письмо. Она пришла в бешенство, стала во всём винить Платона, хотела звонить в полицию, но муж ей не позволил. Прохоров решил, что имеет дело с организацией, а не одиночкой. Письма, в которых расспрашивали об украденных у Линя бумагах и шкатулке, стали приходить с завидной периодичностью около трёх-четырёх лет назад. Прохоров не придал им никакого значения. Истинную ценность шкатулки он выяснил в Лондоне, когда показал её оценщику.

- Самое большее, что за неё получится выручить - фунт, - сказал оценщик Платону. Прохоров стал настаивать, просить приглядеться. - Уверяю вас, я не ошибся. Этой вещице не может быть больше десяти лет. Ума не приложу, с чего вы сочли её древней?