Ларец Марии Медичи

– Знаешь что? – Люсин потер лоб. – Надо будет написать докладную начальству… В самом деле, ты нам помог. И мы не можем, так сказать, отплатить тебе черной неблагодарностью… Думаю, кое-что мы для тебя сделаем. Возможности все же есть.

– Это другой разговор, старик! Это деловой мужской разговор… Надо, понимаешь, – во всяком случае, мне так кажется, – чтобы ты по-прежнему официально вел это дело, а я в качестве консультанта…

– Наверное, так не получится, Юр. Ты же не знаешь, что я хочу сказать… Просто есть вещи. Которые, увы… Одним словом, не мне тебе говорить… Уголовное дело кончено. Все! Баста!.. Исторические же изыскания в нашей стране волен вести любой гражданин, в том числе и писатель Березовский. Поскольку оный писатель оказал нашей фирме значительные услуги, мы будем по мере сил ему всячески помогать. Вот и все. Иначе никак нельзя.

– Спасибо и на этом.

– Это не так мало, Юр, уверяю тебя. Кроме того, не будем загадывать на будущее… У нас еще остается заключительный акт, и кто знает, какие неожиданные перспективы могут вдруг перед нами открыться.

– Ты все же хочешь открыть сундук по всем правилам? Согласно тамплиерскому и масонскому ритуалу?

– Конечно! А тебе разве не любопытно?

– Но ведь он и так не заперт и безобразно пуст.

– Зачем же вся эта кутерьма со слугами?

– Масонская тайна, всего лишь масонская тайна. Я не раз уж говорил: романтическая игра взрослых дядюшек. Не более. За всем этим ровно ничего не стоит.

– Но ведь слуги-то существуют. И взаимодействуют! Ты же сам видел, что произошло с жезлом, когда мы надавили на красный камень.

– Да, обмишурились мы с камнем, – вздохнул Березовский. – Я как увидел жезл, так сразу решил, что этот самый алмаз…

– И я так подумал.

– А оказалось, шпинель[30].

– Да.

– Когда его подменили, как ты думаешь? И где тигровый глаз?

– Как ты думаешь, Юра, – спросил Люсин, безучастно уставившись в окно, – когда было написано то стихотворение?

– Про семерых?

– Да.

– В конце прошлого века… Может быть, в начале девятисотых годов, но не позже.

– Но и не раньше?

– Нет.

– А что, если это всего лишь перевод, а само стихотворение было написано все же гораздо раньше?

– Когда, например?

– В то время, когда вся эта, как ты говоришь, масонская тайна была не пустой игрой. Что, если последние строки о наследнике Фебе только позднейшая приписка?

– Черт его знает, может быть, при Калиостро игра действительно имела какой-то тайный смысл. Но теперь сундук пуст. Против фактов никуда не денешься. Твое, между прочим, любимое выражение.

– И все же давай попробуем…

– Давай! – Березовский махнул рукой и с нарочитым безразличием зевнул.

– Тебе неинтересно? – Люсин исподлобья глянул на него и, отвернувшись, чтобы скрыть улыбку, вздохнул. – Впрочем, ты прав. Безнадежная затея. Даже пробовать не стоит… Сегодня же сдам все драгметаллы. – Он кивнул на сейф, размалеванный безобразной охрой. – Баба с воза – кобыле легче.

– Ради смеха, конечно, можно попробовать, – нерешительно заметил Березовский.

– Ради смеха?

– Надо же завершить игру… Пусть символически. Это, если хочешь, даже наша обязанность. Кстати, старик, ты недосказал про подвязку. Кто догадался, что узор представляет собой зашифрованную надпись?

– Кто догадался? – Люсин пожал плечами. – Ну, прежде всего я сам… А ты разве не догадался?

– Нет, – покачал головой Березовский. – То есть я думал, конечно…

– Вот-вот, это я и имею в виду! Я тоже, как ты говоришь, думал. Логика-то, Юра, простая, примитивная логика. Раз подвязка причислена к слугам, значит, в ней что-то должно быть. Так мы с тобой и рассуждали?.. Или не так?

– Ну да! – обрадовался Березовский. – И поскольку этот шитый золотом ремешок с пряжкой никак не мог оказаться деталью системы «ключ – запор», то вполне естественно предположить, что он содержал какую-то информацию.

– Совершенно справедливо. Понятно теперь, кто догадался?

– Выходит, что это было ясно с самого начала?

– Именно! Проще пареной репы.

– Дешевый номер! Я тебя, слава Богу, знаю. Тебя послушать – так все вообще пареная репа, легко, просто и само собой разумеется. Поиски-то ведь были? Работа мысли? Умозаключения?

– Да, конечно, но на самом примитивном уровне. Просветили мы подвязку рентгеном, полюбовались на нее в инфракрасных и ультрафиолетовых лучах и отправили шифровальщикам.

– Почему?

– Да потому что ничего не обнаружили! Вот и все… Не обнаружили, но вместе с тем были почти уверены, что информация есть. Где, спрашивается? Очевидно, в узоре, в котором в самых разных сочетаниях насчитывается двадцать восемь разнородных элементов… Никак, ты за мной записывать собираешься? – удивился Люсин, увидев, что Березовский достал истрепанный блокнот. – Сроду такого не было.

– Теперь будет.

– Выходит, что и я дожил, наконец, до заслуженной славы? Под каким же именем ты думаешь меня вывести?

– Видно будет, – буркнул Березовский. – Я еще не решил, буду ли вообще писать.

– Вот как? О-хо-хо! Какие мы гордые, какие значительные!

– А ты что думал? Сначала загоришься, набросишься, а начнешь работать – и тю-тю… Материал не вытанцовывается. Темка мелковата…

– Чего же ты тогда записываешь?