— Так вить недосуг мне было разбирать, кто на тебя напал.
— Отче, но кто Венедиктов?
— Сказано, боги язычников — бесы. Никто не задумывается между тем, куда эти бесы деваются, когда язычники обращаются к свету. Меж тем долго могут они бродить по свету неприкаянными, в поиске эманации человеческих страданий, что составляют их пищу. Хомутабал — демон вымерших финикийцев, отменно жестокого народа.
— Финикийцев? — охнул Роскоф.
— Да, Филипп.
— Отче, но коли от нечистой силы оберегает нас молитва, так зачем надобна Вам помощь какой-то девчонки, дабы его уничтожить? — с недоверием спросила Нелли.
Отец Модест расхохотался с превеселым удовольствием.
— Тебе надобно перестать валять дурака, Нелли, когда ты воротишься в Сабурово, — ответил он что-то вовсе несообразное. — Сам поговорю я напоследок с родителями твоими, чтоб нанимали учителей. Досадно, когда разум логический слабо орошен знаниями.
— Так Вы не ответили.
— Сложно соотношенье молитвы и души, — отец Модест посерьезнел. — Первое — слова молитвы незыблемы, и преступны те, кто полагает, что хоть слово можно менять в ней якобы по веленью сердца. В сем смысле молитва — акт механистический. Но вместе с тем молитва и не каббалистическая механика, когда нет важности, кто произносит некую формулу. Сказано, что вера движет горами. Тем сильней молитва, чем боле очищено сердце того, кто ее произносит. Хомутабал — крупный демон, и поразить его могла бы разве что молитва святого праведника. Но я не святой праведник, маленькая Нелли, а самый обыкновенный грешный человек, быть может только лучше других просвещенный и обученный. У меня не раз доставало силы одолеть молитвою его слуг, более мелких бесов. Но такого старого демона, нет, я не готов. Посему и придется нам выведывать его секреты.
— Отче, а почему нельзя Вам убивать? — вмешалась, наконец, Катя.
— Ах, дитя, ты вить оказала мне услугу, за которую я не могу тебя благодарить. Верно, все складывалось к тому, что мне пришлось бы стрелять в того человечишку, нето могли мы всериоз потерять нашу Нелли.
— Но отчего Вам нельзя убить этакую дрянь?
— Оттого, что сия дрянь — человек. Священник не может быть человекоубийцею, Катерина, даже если сразит кого невольно. За сей грех он отвергается от величайшего волшебства на свете — он не может больше служить Божественную Литургию.
— Но Вы же хотели выстрелить, я видела! Вы б стрельнули, не опереди я!
— Так не страдать же Нелли из-за того, что мне горько пришлось бы перестать быть священником? Разве священников без меня мало? Я ушел бы в монахи, да и все.
— Ну так можно было б и доброе слово сказать, — Катя надулась.
— Не жди. Никогда не пытайся переложить на себя чужой ноши, взять чужой грех. Это худая услуга.
— Так мне вить ничего не стоило, я небось не священник! А убить его — так он заслужил!
— Боюсь, сейчас ты еще не можешь этого понять, Катерина. Но не таи обиду, я прав.
— Да выживет негодяй, не так его сильно и задело, — брезгливо наморщился Роскоф.
— О том я и молюсь, но не ради презренного бесовского слуги, а ради нашей Катерины.
— Да, вот еще, отче! — Слабость прошла вовсе. Нелли сидела уж на диване, между Филиппом и Парашею, забывшей о поварских хлопотах. — Уж коли крысятник этот Панкратов мог со мною вместе улизнуть в ту щель, так чего ж он стоял-дожидался, выстрелит кто или нет?
— Из страха, дитя. Сия паутина опутала его бедную душу так, что уж он и забыл, как некогда привела его в слуги Хомутабала выгода. Страх теперь имеет над ним в сравненьи с выгодою куда большую власть.
— А другая служанка его? Лидия Гамаюнова?
— Та, что сидела в доме? — Роскоф невольно коснулся изрядной царапины на щеке.
— Ты еще расскажешь о ней. Но думаю, что и она живет в страхе, даже если обманывает себя на сей счет.
— А каша-то простынет, — опомнилась Параша. — Небось голодные все?
— Да уж, каши нам наесться надобно, — отец Модест легко поднялся на ноги. — Очень много каши нам надо бы съесть, прежде чем пускаться в путь.
— Куда? — одновременно спросили Нелли и Роскоф.
— Далече, друзья мои. Путь наш — на много недель. Но он приведет нас в такое место, где можно будет лучше, чем где бы то ни было, заняться секретами Сабуровского ларца.
КНИГА ВТОРАЯ
Глава I
Что же, увидать златоглавую первопрестольную Москву Нелли на сей раз не было суждено. От Твери путь лег, по указке отца Модеста, на юго-восток, скорей притом к востоку.