Ларе-и-т`аэ

Едва только с подарками было покончено, грянула плясовая – и какая плясовая! Недаром Эттрейг предупреждал гостей, чтобы не надевали ради торжества нарретталей – ни длинных, ни коротких – ограничившись парадными майлетами. Еще бы – да разве в нарреттале подобное спляшешь? Короткие распашные плащи, застегнутые через плечо, вразлет, каблуки впристук – и пошла пляска, пошла, понеслась, завертелась снежными вихрями, рассыпалась метелью, знай только гляди, как широкие рукава флагами плещутся! И музыка… нигде, ни в одном из восьми королевств не слыхано ничего подобного. Маленькие волынки состязались с упрямыми флейтами, крохотные, в ладонь величиной, тамбуринчики гремели веселей, чем мечи в рукопашной, смычки так и летали по струнам, а пальцы лютнистов рассыпали «горсти черемухи» быстрей, чем Лерметту могло прислышаться в самых смелых мечтах. Видимое отсутствие музыкантов, поначалу удивившее Лерметта, объяснялось просто. В Эттарме на днях рождения не бывает не только покупных подарков, но и покупной музыки. Радость не покупают, ее создают – и грех доверять создание радости наемным рукам! Любой сколько-нибудь воспитанный уроженец Эттарма свободно играет хотя бы на одном музыкальном инструменте – именно что играет, а не брякает! – а то и на двух-трех. Этого требуют правила приличия: не уметь самому творить радость непристойно, а перед пляскою все равны. То и дело один из музыкантов – иной раз и прямо посреди мелодии – откладывал свой инструмент и хлопал в ладони, и тотчас же кто-нибудь из танцующих сменял его, а недавний музыкант занимал опустевшее место в танце. От гостей, понятное дело, участия в музыке никто не требовал – но эльфов разве удержишь, если такой случай представился! Да Лерметт и сам несколько раз сменил за лютней особо отчаянных танцоров, моля в душе всех Богов, только бы ему не сбиться с мелодии – и это ему удалось. Эттрейг тоже время от времени покидал пляску – и тогда в общий хор вплетался уверенный голос лунной флейты.

Первые два танца, предписанные обычаем, хозяева праздника плясали почти что и одни – несколько сумасбродных эльфов, рискнувших к ним присоединиться, не в счет. Даже пираты, и те не отважились – а уж они-то в лихой пляске толк знали! Но ни «ветерок», ни «волчий ход» гостям были не под силу. Чтобы сплясать «ветерок», не запутавшись на восьмом, самое позднее, такте в собственных ногах, нужно как следует обучиться этому танцу – а чтобы сплясать его красиво, нужно учиться ему с малолетства… ну, или по крайности, родиться в Эттарме. А «волчий ход» – это… это и вообще не для людей танец! Глядя на скользящих размашистой поземкой танцоров, Лерметт поймал себя на том, что гадает – для скольких из них это не просто пляска, а и… впрочем, с эттармцем никогда ведь не угадаешь наверняка, действительно ли он только человек – а главное, даже если угадаешь, оно тебе все едино ни к чему.

Однако следующий танец – «двойные кольца» – был уже всеобщим. Справиться с его фигурами было не так и сложно – а если вдруг сбился, довольно поглядеть на остальных. Мужчины, положив друг другу руки на плечи, вились встречным хороводом вокруг совсем уже тесного кольца женщин до тех пор, пока в музыке не наступала перемена – по этому знаку каждый подавал руку оказавшейся напротив даме, и начинался парный танец с многочисленными поклонами, кружениями и разворотами. Когда мелодия менялась вновь, уже дамы обводили кольцом внутренний круг кавалеров и выбирали их, когда наставала пора.

– Послушай, – спросил Арьен, оказавшийся в хороводе после очередной перемены между Лерметтом и Эттрейгом, – у вас там в Эттарме эльфов вообще любят?

– Н-не знаю, – протянул Эттрейг, состроив наилучшую волчью улыбку – оттянув верхнюю губу самым зверским образом кверху и обнажив клыки. – Покуда не пробовали.

Эннеари в ответ расхохотался, откинув голову. Эттрейг и Лерметт присоединились к нему почти одновременно.

– А тебе зачем? – отсмеявшись осведомился Эттрейг.

– Да побывать у вас охота, – признался Арьен. – Я такой музыки в жизни не слышал! И инструменты… Хотя бы вот эта, пятиструнная, со смычком – ох, мне бы такие делать научиться!

Эттрейг тряхнул головой и выбил каблуками замысловатую дробь.

– Странно, – с недоумением произнес Арьен, – голову в заклад ставить готов, что на гребенках наяривают, а нигде не видать.

– Проставишься, – хладнокровно возразил Эттрейг. – Это тамейрин.