Лапти

— Карпунька мой в почете. Отпустят раньше срока. Такой нигде не пропадет.

— Вот и он в нашем колхозе будет, — намекнула Минодора.

— Вряд ли. Он мне прямо сказал: «Бросим, Варя, деревню, отправимся в какой-нибудь город подальше. Там живется вольготнее. Отработал часы и — куда хошь. В киятр, слышь, картины глядеть». Карпунька теперь по развитости загонит и Алексея и Бурдина. Совсем ученым стал. Грамоте их шибко обучают.

— Коноплю, Варюша, дергать скоро, — вдруг вспомнила Минодора.

— А я купалась, — сообщила Юха. — Сошла возле плотины и надумала. Уж больно хорошо. Кладбищем когда шла, на могилку Якова перекрестилась. Шепчу ему: «Эх, Яков, все лежишь? Ну, лежи. Там прохладнее, а тут жара смертная».

Напоминание о муже у Минодоры вызвало слезы. Все-таки жалко ей стало своего Абыса. Как-никак, хоть пьяница, а был муж.

Юха продолжала:

— Иду лесом, и возле гумен на меня прямо Авдей. А мы утром с ним поругались. Кто знает, что у дурака на уме. Спохватилась я да за куст. А он, как тигра, озирается. Гляжу, вынул из кармана какую-то склянку и пошел на ихнее гумно. Подходит к клади, сует руку, что-то прячет. Дрожу я, жду, когда уйдет. Ушел, а я тихонечко шасть, засунула руку и… вытащила.

Юха осмотрелась, приподняла край сарафана, полезла в карман юбки.

— Вот… Ой!

Одновременно вскрикнули и Юха, и Минодора, и Перфилка. Из кармана клубом вывалил дым. Успев отдернуть руку, Юха взвизгнула и закружилась на месте. Цветной сарафан раздувался на ней, как карусель.

— Ой, матушки! — закричала она и опрометью бросилась бежать.

За ней, ничего не понимая и тоже испуганно крича, пустилась Минодора.

— Лови ее, Перфил, лови-и! — кричала она.

Вдруг Юха повернулась, устремилась на Перфилку, чтобы он помог ей сбросить загоревшийся сарафан, но Перфилка сам испугался и что есть мочи заорал:

— Юха гори-ит!

На крик выбежали люди из мазанок, изб и увидели бежавшую вдоль улицы пылающим факелом Юху. Двое с ведрами воды ринулись ей наперерез. Варюха бросилась в ворота колхозной конюшни. Там конюхи схватили ее и, обжигая руки, бросили в большую колоду, полную воды.

Когда вынули ее и положили на солому, никто не знал, что дальше с ней делать. Послали за Авдеем. Тот, захватив соду и бинты, быстро прибежал. Юху отнесли к Прасковье в избу, там бабы сняли с нее обгоревшую одежу.

Авдей присыпал ожоги содой, забинтовал и вышел на улицу расспросить, что произошло с Юхой. Но никто толком ему ничего не рассказал. Перфилка убежал в конец села, Минодора с испугу — в лес. В сознание пришла Юха лишь на медицинском пункте. Роза Соломоновна тоже пыталась узнать, что произошло, но Юха кричала и рассказать ничего не могла. Сходили за сестрой Абыса, с которой Юха ездила в Алызово. Та сказала, что Варвара, сошла возле плотины, хотела искупаться, а больше она ее не видела.

К вечеру от Розы Соломоновны пришел посыльный за Авдеем. Он все время сидел дома, то и дело поглядывая по направлению к лесу, откуда доносилось жужжание молотилки, и не мог понять, в чем же дело.

— Авдей Федорович, вы местный житель. Скажите, что у вас такое тут происходит? То серная кислота в снопах, то железные прутья в просах, то клади горят. И это вот еще. Право, землетрясения только не хватает. Как все это, по-вашему, называется?

— Классовой борьбой, Роза Соломоновна, — сказал Авдей.

— Но кулаков-то ликвидировали?

— Дело сейчас не в кулаках. Вы же читаете газеты. Там все время пишут о недобитом враге, пробравшемся в колхоз.

— Да ведь Варвара-то единоличница?

— По правде говоря, тут я сам пока понять ничего не могу, — сознался Авдей. — Есть у меня одна догадка относительно Варвары…

— Какая, расскажите.

— Очень простая. Отец ее всю жизнь возле церкви околачивался, потом в церковные сторожа пошел. Мать с попом путалась. Вот и кормились они на даровые хлеба. Из сторожки выгнали их, когда умер отец. Они купили избенку. Мать по-прежнему уходила к попу то полы мыть, то еще чего. И Варюху с собой водила. У попа был сын, постарше Варвары. И опять разное говорили, только уже про Варюху. Долго никто ее замуж не брал. Вышла за вдовца, безногого, чахоточного сапожника. Пожила с ним года два, и оставил он ей в наследство сапожные инструменты. Нынешней зимой вторично вышла замуж к Лобачевым. И опять даровые хлеба. А как отобрали у них дом да осудили ее за избиение Дарьи, да еще мужа за потраву яровых, тут сердце и озлобилось против колхоза…

— Это все так, — перебила Роза Соломоновна, — но что именно произошло с ней? Ведь не от злобы же загорелось платье.

— Она только что вернулась из Алызова, от мужа, а с чем оттуда приехала — вопрос.

— Как же теперь мы лечить ее будем, — спросила Роза Соломоновна, — если это классовый враг?

— Совершенно верно, — согласился Авдей. — А ей как раз перевязку надо.

— Авдей Федорович, — решительно попросила она, — сделайте сами. Я не могу. Не знаю, почему, но у меня руки и ноги дрожат. Осмотрю ее после.

Юха лежала в мазанке. Обожженное тело нестерпимо жгло. Временами стонала, но ее никто не слышал.