Лаптежник против «черной смерти»

В-четвертых, противник чаще всего не был глупцом, и аэродромы прикрывались многочисленными средствами ПВО: зенитками, пулеметами, прожекторами, патрульными истребителями, иногда радиолокационными станциями. Удар с малой высоты или пологого пикирования означал длительное нахождение в зоне зенитного огня и, следовательно, был чреват значительными потерями. И что важно, даже при удачном раскладе противник на земле терял в основном только сами машины, а нападавшие – еще и летчиков. Так что понесенные в ходе удара по аэродрому потери зачастую могли просто не оправдаться достигнутыми результатами.

В-пятых, многое в планировании и проведении новых ударов по аэродромам, как ни странно, зависело от контроля результатов предыдущих. Дело в том, что вернувшиеся летчики в рапортах, что, вполне естественно, были склонны значительно завышать эффективность своих атак. Если же командование брало их сведения на веру, то оно тем самым вводило само себя в заблуждение. Один малорезультативный налет, показавшийся «разгромом противника», брался за образец, и по его образу и подобию планировались второй, третий, четвертый и так далее. Точный же контроль результатов удара снова требовал все той же эффективной воздушной разведки и слаженной работы множества специалистов: летчиков, фотографов и дешифровщиков.

Атака аэродромов всегда считалась у летчиков-штурмовиков сложнейшей задачей. Михаил Иудович Степанов, закончивший войну в должности заместителя командира 800-го ШАП и удостоенный за свои действия звания Героя Советского Союза, затем так высказывался по этому поводу: «Большинство аэродромов противника находятся на значительном удалении от линии фронта, поэтому штурмовикам приходится преодолевать всю тактическую полосу обороны противника, сильно насыщенную средствами ЗА и ВНОС. Аэродромы, как правило, сильно прикрыты огнем зенитной артиллерии и истребительной авиацией, особенно если они объединены в аэроузел или находятся около крупного населенного пункта или узла коммуникаций. Все это, несомненно, усложняет выполнение штурмового удара, ставит группу штурмовиков под угрозу встречи с истребителями противника и с подготовившейся зенитной артиллерией».

Пишем десять, а сколько в уме?

Вне всякого сомнения, с первых дней войны командование и летчики ВВС Красной Армии находились под впечатлением массированных налетов Люфтваффе на их аэродромы, состоявшихся ранним утром 22 июня 1941 г. Пикирующие с завыванием сирен из облаков «Штуки», идущие на бреющем Do-17 и Не-111, свист сотен осколочных бомб, горы разбитой техники и изрытые воронками взлетные полосы – все эти страшные картины надолго запомнились авиаторам. Потому удар по аэродрому стал казаться им одним из эффективнейших средств большой воздушной войны.

Попытки повторить подобное стали предприниматься советской авиацией уже через пару недель после начала войны. 3 июля Генеральный штаб Красной Армии выпустил директиву о нанесении ударов по немецким аэродромам. Первой целью стал аэродром в уже захваченном Бобруйске, где, по неким разведданным, якобы скопилось сразу несколько эскадр Люфтваффе и самолеты стоят на летном поле рядами.

Надо заметить, что в термин «скопление» применительно к вражеской живой силе и технике как вместе, так и по отдельности, затем прочно войдет в словарь советской авиации. Но при этом так и оставалось совершенно непонятным, что имелось в виду в каждом конкретном случае. Большая пешая или механизированная колонна на марше, много эшелонов на железнодорожной станции, или же несколько конных повозок с парой грузовиков? Расплывчатость понятия «скопление» позволяла не особо углубляться в детали, что же именно за цель была атакована, и к тому же придавала действиям штурмовиков необходимую значимость. Да и вообще, если задуматься, что в боевом донесении, например, означала фраза «атаковали скопление танков и пехоты»? Это что – стоящие нос к носу танки и рассевшиеся вокруг них плотным кружком пехотинцы, причем все в мирном ожидании прилета «черной смерти»?