— Ну я сказала что-то вроде, что «потом за тобой твой второй муж придет», и что пачку постирать надо — успокоилась и тут же уснула. Пришлось и дальше самой раздевать.
— И как?
— Нормально. Пачку в стиралку закинула, всё окей. Да, у неё в лифчике ещё кошелёк торчал — странный такой, я под стол положила — будет спрашивать — подскажешь.
Фу-х. Я выдохнул. Хотя, конечно, вся вот эта вот тяжесть на душе, когда обманываешь близкого человека — осталась. Сказать сейчас, что ли?
— Эх, Сян…
— Ты чего такой грустный? Опять что-то натворил?
— Ага.
— Вот же зараза! Это Дзянь опять что-то учудила? Жирное не ешь, — сказала она и убежала.
Тут, конечно, сразу Дзянь высунулась из кухни и настороженно спросила:
— Ты же сказал, что сам расскажешь?
— Ага. Расскажу. Но… не сейчас.
— Почему? Ты же понимаешь, что всё тайное становится явным.
— Ага. Шила в мешке не утаишь, — кивнул я.
— Никогда такой поговорки не слышала… В смысле, «девушку за замком не упрячешь?»
Я кивнул.
— Странный ты какой-то, — она наклонила голову, а затем попыталась меня пощекотать — я успешно увернулся.
— Ты тоже, Дзянь.
— Ладно, шутки в сторону, сейчас в здании всё равно существо куда страннее нас обоих… будь осторожен, Чан…
Мы толком не договорили — завалилась толпа мужиков с рынка, и мы забегали с подносами.
Я так забегался, что не сразу заметил щуплого худого юношу в белоснежной рубашке, который сначала зачем-то бегал по залу, а затем докапывался до окружающих, тыча в нос какой-то бумажкой.
— А, вот вы-то мне и нужны, — сказал он, увидев меня.
— Чего надо? — спросил я и добавил, чтобы казаться чуть более учтивым, — товарищ.
— Я ищу свою невесту, её зовут Дандан Ван. Она пропала около двух недель назад. К вам не заходила?
И сунул в нос мне уже изрядно потёртую фотографию, где он стоял в обнимку с девушкой.
Физиономия парня была счастливая. И слегка высокомерная, как и сейчас, живьём. А вот лицо девушки я узнал не сразу. Хмурая, испуганная какая-то.
И совсем, блин, не похожа на Серебристую Поросль, белую фурия Жёлтых Каменных Пустошей, великую дочь вана племени яогаев в изгнании и так далее…
Ван, значит, по фамилии — забавное совпадение. Вот же блин. И что мне сказать?
— Девушка выглядит несчастной, — сказал я первое, что пришло в голову.
— К чёрту. Вы видели её?
— Такое… лицо мне незнакомо, — обтекаемо ответил я. — Спросите у морских цыган в старом порту.
— Почему в старом порту? — нахмурился он.
— Оттуда все прибегают в город и… убегают из него, когда им что-то не нравится.
Не в моей традиции пользоваться стратагемой «запутывание противника», но сейчас я был банально занят — был час пик, и нужно было разнести пару подносов работягам с рынка. А работяги с рынка меня уважали, кланялись, «спасибо, Чан», говорили — куда важнее какого-то белорубашечника.
Уловка удалась — собеседник фыркнул, не посчитав даже нужным спорить со мной, обошёл ещё пару столов и свалил.
Чуть позже я понял, что ситуация очень некрасивая. И деликатная. Пофиг, что там случилось в жизни у несчастной балерины — но надо было что-то решать. Яогаи были вроде как местной государственной тайной, поэтому так просто сказать ему «знаешь, чувак, твою невесту поглотила инопланетная тварь, так что ничего тебе не светит» — я не мог. Другую легенду надо было бы придумать…
Я успел об этом уже забыть и заработаться — уже на кухне, закуски резал, как вдруг Дзянь увидела что-то в зале и убежала. Я доделал дела через минут десять и вышел в зал.
А там Дзянь спускалась с лестницы под ручку с Серебристой Порослью, о чём-то оживлённо беседуя. Та была свежевымытая, в чистом цветастом халатике, в пушистых тапках-зайках, а на лице — косметическая маска. Оставшиеся после обеда мужики прыснули со смеха, кто-то даже достал телефон и принялся фотографировать.
Я ожидал, что сейчас будут разбирательства и мордобой по поводу попытки бабули Хо отравить принцессу яогаев, но та, похоже, или забыла, или не предала этому такого значения.
— Серебристая Порослью теперь не боится воды и гигиенических процедур! — громогласно известила моя невестушка, затем прошагала к кассе и звонко хлопнула ладонью о стол. — Серебристая Поросль требует еды.
— Тише, тише, — сказала Дзянь. — И говорите, о великая, о себе в первом лице: «я требую еды».
— Я требую еды. Лапши. Я знаю, что за еду в человеческих харчевнях полагается платить звонкой монетой, а не отбирать еду у трактирщиков силой. Поэтому я заплачу в знак особого расположения.
Она подняла ладонь. Под ладонью лежала золотая монетка — незнакомая, небольшая и плоская, но при первом же взгляде стало ясно, что грамм-два чистого золота там тоже было.
— Ого. Ничего ты зажиточная, голубушка, — сказала бабуля Хо. — Ну, давай тогда, оставайся, налью сейчас лапшички.
— Бабуля Хо! — возмущённо воскликнула Дзянь. — Тут лапшички за такие деньги…
— Цыц! Мала ты еще, советы мне по тонкому исскуству ценообразования давать! Потом разберёмся, — сказала она вполголоса, а затем снова обернулась к моей «невестушке». — Скажи-ка, красавица, а много у тебя таких вот штук.
— Не меньше числа пальцев рук и ног, — легко сообщила Серебристая Поросль.