– Нет, не понимаю, – я привычно свернула эмоции в кокон и погрузила глубоко в себя – сейчас не время. Посмотрела на Рандома, который с тревогой глядел на меня. Ложь. Все ложь….
– Это значит, что от тебя теперь будет пытаться избавиться еще и начальство этого гребаного лагеря. Что за морда у тебя в последнее время? Ни одной эмоции, как покойник или хуже. Ты как неживой. Это жутко глядеть на маску, которая открывает рот и спокойно что-то говорит. При этом взглядом выражая бешеную ярость, – он помолчал немного и продолжил.
– Слушай Ланс, на чистоту тебе говорю. Мне не все равно. Не из-за долга жизни. Я вижу тебя, верю тебе. И за ребятами твоими присматриваю, пока тебя нет по вечерам. У меня братишка младший был. На тебя очень похож. Я знаю, что ты тут по ошибки и никакой не раб, скорее аристократ. Просто не повезло, как и мне и другим таким же.
Он замолчал, глядя мне в глаза, как будто пытался там найти что-то, знакомое только ему одному. А я не знала, что сказать… Я не могу ему верить. Просто не имею права. Здесь любая ошибка для меня будет фатальной. Видимо, он что-то понял. Горько усмехнулся и продолжил.
– Я понимаю, это место лишает надежды, выпивает силы. Здесь нельзя доверять никому. Все правильно. Только сделай что-то со своими эмоциями. Я хочу на прорыве быть рядом с тобой, мелкий. Я попросил Капрала и сотника нашего об этом. Счет пошел на недели. Надо постараться потянуть время и набрать больше знаний и умений. Следи за лицом и поведением.
Он развернулся и ушел с полигона, а я задумалась. Вот так подстава. Могла бы и сама догадаться, что мое эмоциональное состояние не получится долго прятать. Я понимала, что оно вызвано дикими нагрузками и напряжением на психику. Постоянно на стороже, ответственность не только за себя, но и за мою команду. Нет никого, кому можно было бы доверять. Везде лишь ненависть, подлость, страх, обреченность и безысходность. Постоянное угнетение. Когда я в последний раз испытывала осознанные положительные эмоции? Танцы с Мастером не в счет, там осознание переводится в фоновый режим.
Проблему с нервным напряжением временно удалось решить – я стала чаще медитировать, отрывая время от сна и отдыха. Вспоминала родных и близких, мой мир, мои чувства. Растворялась в этом умирающем мире, в этом лагере смертников, наполняя его своими чувствами. Иногда от таких медитаций меня так сильно переполняли чувства, что хотелось летать, хотелось выплеснуть их. Но не получалось поделиться с миром из-за браслета. И тогда я с нетерпением ждала тренировки, чтоб хоть немного избавиться от излишков энергии или практиковала ускорение. Со временем привыкла медитировать непосредственно перед тренировкой. Я чувствовала, что до восстановления мне далеко, но медитации помогали не скатиться в безумие. Или тормозили скорость скатывания туда. Еще немного. Я чувствовала, что скоро будут изменения. Надо выдержать.
Моя команда быстро поняла, что я хочу видеть. И с каждым разом взаимопомощи в них как-будто что-то менялось. Я именно к этому и стремилась. Сначала один помогает второму, при этом второй чувствует себя неловко, потому что не привык к такому. Потому что привык лишь к боли, грязи, предательству. Потому что привык, что один всегда. И странно, что кто-то рядом и протягивает руку, а вместо подлой подножки поддерживает и не дает упасть, когда ты оступаешься. Со временем они начали доверять друг другу и страховать. Если у Рамека плохо со скалолазанием, то Вербен всегда идет перед ним и дожидается, чтобы помочь забраться на стену. Так и другие страхуют друг друга. А еще, эти хулиганы додумались дробилку проходить не друг за другом последовательно, а вместе, помогая друг другу. Ну и подтягивали конечно тех, кто слабее в разных умениях. С удовлетворением отметила, что я молодец! Через месяц командной работы ребята получили свой законный выходной. Наконец-то. С тех пор лимит времени на прохождение дробилки и полос препятствия уменьшался, а выходные у ребят были всегда. Правда, перед третьим заслуженным выходным, ребята вдруг обратились ко мне. Парламентером традиционно был Вербен.
– Старший Ланс, разрешите обратиться! – Гаркнул он. Вот точно устав придумывали глухие. Иначе зачем было писать, что к старшему по званию следует обращаться с максимальной четкостью, бодростью и громкостью. При этом авторам было видимо все равно, что обращающийся чувствует себя придурковатым дебилом, а старший по званию получает отличную возможность приобретения глухоты.
– Разрешаю, – поморщилась я. Да, меня опять все раздражало.
– Старший Ланс, можем ли мы попросить Вас изменить поощрение за выполнение Ваших задач? – Уже тише, с опасением, спросил Вербен.
– Вам не нужен выходной? – Удивилась я. Раздражение ушло. Появилось любопытство. Интересно, и чего же я не знаю? – Чего же вы хотите?