Читаем Ламетри полностью

Ламетри

Конечно, «в науке, на определенном этапе развития новых фундаментальных представлений, эрудиция не является той основной чертой, которая позволяет ученому решать задачу, тут главное — воображение, конкретное мышление и в основном смелость» (18, 220–221). Этими качествами Ламетри, несомненно, обладал. Борясь против царивших в его время креационизма, витализма, преформизма, а также с отрывом друг от друга «царств природы» и видов организмов, с представлениями о неизменности земной поверхности и покрывающей ее флоры и фауны, он первый в своем веке начал отстаивать некоторые важнейшие идеи, к которым естествознание пришло лишь значительно позднее— в XIX и XX вв. Скудность фактического материала, собранного биологами его времени, не помешала Ламетри предвосхитить положения, ставшие общепринятыми лишь в наши дни; что процессы абиологического синтеза соединений, приводящие к возникновению жизни, «начнутся неминуемо, как только возникнут необходимые для них физико-химические условия…» (28, 81); что существует глубокое единство всех как угодно различных форм живой и неживой природы и имеются переходы от одного царства природы к другому, от одного вида к другому; что особенность всего живого — раздражимость; что существующие виды растений, животных и сам человек — продукт длительного процесса вымирания неприспособленных и выживания приспособленных форм — процесса, происходящего на основе эпигенеза, а не преформизма.

Нельзя не согласиться с Кало, что Ламетри удалось предвосхитить многое, открытое значительно позднее, не только благодаря его одаренности, но и потому, что он «избрал для открытия причин самый плодотворный путь… путь философского материализма» (43, 210). Если в философии XVIII в. он первый стал пользоваться новыми данными естествознания для обоснования материализма, то в естествознании своего века он первый стал опираться на философский материализм в поисках решения проблем, возникших перед наукой. «Это классический пример того, как философ, исходя из общефилософских соображений, может предвосхитить естественнонаучные открытия будущего времени» (24, 237).

Как бы различно ни относились к Ламетри те, кто писал о нем в XVIII, XIX, начале XX вв., в одном никто из них не сомневался — в его материализме.

«Монтень — первый француз, который осмелился мыслить» (2, 316), — писал Ламетри. А о нем самом можно сказать: это первый француз, осмелившийся в печати открыто поднять знамя атеизма и воинствующего, бескомпромиссного материализма, опирающегося не на спекуляции, а на факты, надежно установленные науками. Самоотверженность и отвага этого замечательного человека, чьи идеи, получившие широкое признание после его смерти, при жизни никем не были поддержаны, проявились в том, что, оказавшись один против всех, подвергаясь злобной травле, он защищал свои убеждения, не отступая ни на шаг. Он бесстрашно выступил против всевластия мракобесов, добивался свободы устного и печатного выражения мыслей и не побоялся провозгласить право народа свергать государей, не выполняющих своего долга перед подданными, на что не решались многие просветители не только до Ламетри, но и после него.

В истории философии и науки, в истории борьбы за социальную справедливость и лучшее будущее для человечества имя Ламетри сохранится как имя мужественного мыслителя и борца, буревестника революции, сыгравшей столь значительную прогрессивную роль в развитии Франции и всей Европы.

<p>Указатель имен</p>

Аббади Ж. 110

Азир Ф. Вик 66

Альгаротти 28

Амман И. К. 94

Аржанс Ж. Б. де 28, 146, 147

Аристотель 66, 110

Арнобий 94

Ассеза И. 8

Астер Э. 9

Астрюк Ж. 21, 95

Базен Ж. 42