Лакуна

— Я понимаю, вы просто хотели, чтобы кто-то еще знал, как обстоят дела.

— Едва ли вы можете чем-то помочь. У него ужасно болит голова.

— Он всегда так спокоен.

— О да, Лев спокоен, как никто другой. Именно это я и имела в виду, когда упомянула про смерть в пижаме. Он тревожится не из-за фотографий. Я не хотела сказать, будто он тщеславен. Не могу подобрать слова. Я не настолько хорошо знаю английский…

— Наверно, вы имели в виду чувство собственного достоинства?

— Да, именно так.

— Ему следует больше отдыхать. Каждое утро он возится с курами, но ведь любой из нас мог бы о них позаботиться.

— Ну что вы, он обожает все живое. Я не видела его таким счастливым с тех пор, как у нас жили Бенно и Стелла. Это собаки, которых мы держали во Франции. — Наталья замолчала, размышляя о собаках — а может, и о своих покойных детях. — Мне кажется, общение с животными его успокаивает, — наконец проговорила она. — Хоть о ком-то в мире он может позаботиться.

— Но ведь Лев не станет возражать, если предложить ему помощь?

— Попробуйте, вдруг он вас послушает. Он вас зовет «сынок». Вы, конечно же, заметили это.

— Еще бы. У Льва большое сердце. Он весь мир любит как родной отец.

— Он вас считает спокойным и упорным.

— Правда?

— Вы ему напоминаете Сергея. Лев бы вам этого не сказал, но это так. Сергей тоже был тихий и скромный. И очень внимательный ко всем. Старался делать людям добро.

— Вам, наверно, его очень не хватает. Как и всех детей. Наталья покачала головой и, поджав губы, уставилась в окно.

Стояло прохладное утро; ночью прошел дождь, и лужи еще не просохли. В дальнем конце двора, у стены, охваченной пламенем цветущих красных бутенвиллей, стоял Лев; вокруг него толпились куры. Он бросал им зерно и что-то негромко кудахтал по-русски; было видно, что он полностью поглощен своим занятием. Услышав шаги, вздрогнул и поднял глаза:

— Ты пришел попросить у моих друзей доказательства их преданности?

— Нет, яиц пока не надо, завтрак почти готов.

— А я тут думал о том, что курица — птица коллективная. Но кролики, когда приходит пора, тоже очень преданные создания. У нас тут, можно сказать, две фракции.

— Меньшевики и большевики.

Он кивнул, поджав губы:

— Омлетшевики. И партия, выступающая за рагу из потрохов с приправами.

— Наталья решила, что, быть может, вам нужно помочь за ними ухаживать.

— Нет-нет. — У стенки кроличьей клетки, возле полного ведра с пометом, стояла плоская лопатка. Лев вычистил курятник. Потом он это ведро с удобрениями рассыплет по саду.

— Сэр, вы великий мыслитель. Вам ни к чему заниматься крестьянской работой.

— Ошибаешься, сынок. Ею должны заниматься все. Вот тебя зовут Шеперд[168]. А ты когда-нибудь пас овец?

— Нет, сэр.

Лев взял лопатку, наблюдая, как куры бродят по саду.

— Ты слышал, что Сталин расправляется с крестьянами?

— Но почему?

— Чтобы накормить народ, он решил создать огромные фермы, так называемые колхозы. Как фабрики — с огромным количеством техники и целой армией неквалифицированных трудящихся. Вместо того чтобы довериться опыту тех, кто умеет работать на земле. Добросовестных зажиточных крестьян он сажает, пытаясь уничтожить как класс.

Одна из куриц поймала ящерицу, и та дико извивалась у нее в клюве. Курица бросилась прочь; остальные птицы погнались за ней, чтобы отобрать добычу. Удивительно, до чего хищные птицы.

— Ладно, перед завтраком хватит о Сталине, мой юный друг Шеперд, пастух без овец. Но я действительно считаю, что каждый должен копаться в земле. Доктора, интеллигенция. И особенно политики. Как нам улучшить жизнь рабочего человека, если мы не уважаем его труд?

Лев аккуратно сложил ветхую зеленую кофту с дырами на локтях, в которой каждый день возится с животными. Видимо, не рассчитывает, что его убьют, пока он кормит кур. Или надеется на лучшее. Широко расставив ноги в ботинках, снял очки и на мгновение посмотрел на солнце, обратив к небу морщинистый лоб; ни дать ни взять настоящий крестьянин. В эту минуту Лев походил на воплощение Народной Революции с одной из фресок Диего. Потом бывший председатель Петроградского совета убрал навозную лопатку и отправился завтракать.

Сегодня женился Ван. Кто бы мог себе это представить два года назад в этот самый день, во время прогулки на ярко раскрашенной лодке по каналам Сочимилко? Разумеется, Фрида была права: Вану не нужна trapanovio, чтобы найти истинную любовь. Как и Льву, похоже. Они с Натальей, взявшись за руки, стоят вдвоем на палубе этого океанского лайнера, корабля с верными друзьями и пересаженными кактусами, наблюдая, как солнце садится за окружающей их высокой стеной. Фриде повезло в любви (и не только в ней) гораздо меньше; вот уже несколько недель она не встает с постели. Ее тело того и гляди развалится на части — и слава богу, говорит она, поскольку Диего оно больше не нужно.