Лакуна

Первый шаг сделан: я обзавелся пишущей машинкой. Больше у меня почти ничего нет — военная экономия. Из мебели — только то, что оставили в доме прежние разорившиеся владельцы: голые детские кроватки с одними лишь узкими матрасиками да старый резной стул с гнутыми ножками и дырами на подлокотниках. Электрическая плита и деревянный холодильник, в котором нет льда (мне сказали, лед будет зимой). Моя нора — комнатка на втором этаже — глядит на улицу из-под свеса остроконечной крыши. Вместо письменного стола — дверь от ванной, снятая с петель и положенная на два сломанных радиоприемника, которые я нашел в переулке (кто-то их выпотрошил в поисках меди и проволоки). И моя добыча: пишущая машинка, найденная в кладовке института, где я преподаю испанский. Наверно, последняя машинка в городе: все остальные либо переплавили на пули, либо отправили нуждающимся в Северную Африку или на Коралловое море вместе с сахаром, целлюлозой и этиловым бензином. У моей находки не хватает всего лишь нескольких клавиш; с ее помощью я надеюсь закончить книгу, которой вы спасли жизнь. Тот самый роман, о котором мы говорили: история Кортеса в государстве ацтеков. Теперь сплетни о древних узнают все.

Спасибо вам и за статуэтку. Я нашел ее, пока вы спали на берегу реки в тот день, когда мы с вами ездили на пикник в Теотиуакан. Пожалуйста, не говорите о том, что я ее умыкнул, ни доктору Гамио, ни Диего; он как патриот едва ли одобрит расхищение предметов народного искусства (да и на новой работе это не прибавит мне уважения). Этот божок, пролежавший две тысячи лет ничком в грязи, умолял забрать его в новый мир. Вы помогли выполнить его просьбу. Он вместе со мной шлет вам благодарность со своего нового пристанища — стола возле окна, из которого взору открываются удивительные пейзажи Каролины.

С изумлением и признательностью,

ваш друг Инсолито.

2 НОЯБРЯ 1943 ГОДА

Дорогая Фрида,

в окно хлещет блестящий косой дождь. Словно какое-то божество посетило наш темный осенний туннель, точно Зевс, пролившийся золотым дождем на Данаю. Но в нашем случае это не просто ослепительный свет, а листья бука. Держу пари, вы не видели ничего величественнее этих американских деревьев, умирающих тысячью смертей. Гигантский бук возле дома словно собирается сбросить каждую частичку своей коры. Мир обнажается и стоит голым; итог целого года из жизни деревьев ровным сырым ковром устилает тротуары. Земля пахнет дымом и ливнями, зовет вернуться, прилечь, смириться с неизбежностью гниения, тихого возвращения к истокам сущего. Вот так мы празднуем в Америке День мертвых: поднимаем воротники, почуяв запах дождевых червей, зовущих нас домой.

Но, как вы знаете, на моей кухне правит Мексика. Сейчас там поднимается pan de muerto[176], наполняя дом золотистым благоуханием; это напомнило мне ваши хлебы в виде посыпанных сахаром черепов. Едва ли моим соседям пришлось бы по вкусу такое угощение. Здесь День мертвых отмечают очень странно: вырезают головы из тыкв, внутрь ставят свечку, чтобы светились глаза, а дети ходят по домам и выпрашивают сладости. Но почему-то эти сорванцы прибежали на два дня раньше! Теперь же сладости готовы, а праздник, похоже, уже закончился. Разбили стоявшие на улицах тыквы в рыжее месиво. Может, хоть кошка не откажется разделить pan de muerto. В этом году на одного покойного стало больше. Ваш отец. Не верится, что старого Гильермо нет в живых. Что он больше не ковыляет по дому, прищуривая большие глаза всякий раз, как входит в комнату, и видит не мебель, а косые полосы света на полу. Ваша скорбь понятна, но больно слышать, что вы с головы до ног превратились в развалину. От словосочетания «костный туберкулез» у меня мурашки по коже. Как последний в этом году помидор, который лежал в миске на кухне, а когда я взял его, чтобы порезать, лопнул у меня в руках и растекся вонючей жижей: под прекрасной тутой кожицей оказалась гниль. Наверно, вам кажется, что ваше тело сыграло с вами ту же злую шутку. Даже названия прописанных вам методов лечения напоминают болезни — электричество и кальциевая терапия. Но у вас замечательные врачи, в особенности доктор Э. из Сан-Франциско; кажется, он добрый человек. Наверняка операции пройдут успешно. У вас впереди бесчисленное количество дней, похожих на этот, которые непременно запомнятся, и множество abrazos[177] от вашего друга

Соли.

21 МАЯ 1944 ГОДА

Дорогая Фрида,

в это воскресное утро ваш яркий образ прокрался в мою одиночную камеру и заставил после долгого перерыва вновь написать вам. Между рамами окна возле стола залетел странный жук и не может выбраться. Бьется о стекло, отвлекая от проверки нескладной главы: «Гарнизон взяли приступом, разбили противника наголову!» У этого маленького бомбардира роскошная изумрудно-зеленая форма с медно-красными полосками на крылышках и внушительный хоботок. Словами этого не передать. У вас бы получилось лучше, попадись этот жук вам на глаза. Вы смогли бы его нарисовать.