Лакировка

Утро снаружи было мутно-серым от дождя, и казалось, что морг залит пронзительно ярким светом. Но Хамфри не почувствовал себя легче. Запах (только ли дезинфицирующих средств) не способствовал повышению настроения. Ему еще никогда не приходилось бывать в морге. Странное место для встречи! Но пришел он не напрасно. Когда Фрэнк Брайерс что-нибудь обещал, он держал слово. И с самого начала он разговаривал с Оуэном Морганом, патологоанатомом, так, словно Хамфри был своим.

О Моргане он слышал от Брайерса, но видел его впервые и почему-то не ожидал от него такой бьющей через край энергии. И уж конечно, он не ожидал взаимного подкалывания, которое для Моргана и Брайерса стало такой же частью привычного ритуала, как пожелание доброго утра.

У Брайерса была официальная причина побывать у Моргана, не связанная с делом об убийстве леди Эшбрук. На свои вопросы он получил исчерпывающие ответы менее чем за десять минут.

— Очень хорошо, — сказал Брайерс. — Значит, с этим покончено. — И тут же перешел на другую тему: —Да, кстати, Таффи, вам что-нибудь известно про медика по имени Перримен?

— А конкретнее?

— Он был врачом леди Эшбрук.

— То-то фамилия показалась мне знакомой. Наверное, я видел ее в деле. — Морган прекрасно улавливал подтекст. — А он тут замешан?

— Мы исключаем тех, кто не замешан. — Это было сказано не только Моргану, но и Хамфри. — Он пока еще не вычеркнут.

— А что-нибудь получше метода исключения вы не нашли?

— Если вы всерьез верите, будто господь наградил вас умом, так лучше бросьте эту работу. А мы подыщем прозектора посообразительнее.

Отпарировав, как положено, столь же дружеской подковыркой, Морган сказал:

— Я про него ничего не знаю. Но могу навести справки.

— Так наведите. Если без особых хлопот. Но специально, времени не тратьте. Это ведь на всякий случай.

Хамфри не сомневался, что Брайерс никаких сведений получить не рассчитывал. И вопрос был задан только ради него. Брайерс хотел показать, что ничего не скрывает.

Новый обмен шутливыми оскорблениями — и они попрощались с Морганом. На улице все так же сеялся дождь. Фрэнк Брайерс указал на кафе напротив:

— Я там уже бывал. В общем, сойдет.

Будь он не при исполнении служебных обязанностей, кафе вряд ли сошло бы. Все освещение исчерпывалось неоновой трубкой над стойкой, не слишком приветливо отражавшейся в мокром асфальте. Одно из тех крохотных кафе, где все сведено к голому минимуму. Они отнесли чашки кофе с молоком (молока было заметно больше, чем кофе) на столик с цинковой крышкой. Фрэнк на работе забывал про еду, но пользовался случаем перекусить, если выпадала такая возможность, и теперь купил два завернутых в целлофан бутерброда с ветчиной.

Было уже около половины одиннадцатого, и он съел их оба. Спросив Хамфри, как ему показался Морган, он разразился похвалами уже без дружеских поношений — только похвалами.

Хамфри ждал. Утро пока было вступлением, типичным для Брайерса. Теперь вступление кончилось и предстояло услышать что-то новое.

— У меня есть для вас кое-что, — сказал Фрэнк, понизив голос, хотя в кафе, кроме них, никого не было. — В тот вечер Лоузби и близко к дому леди Эшбрук не подходил.

— Это точно?

— Точнее некуда. Разве что мы с вами просидели бы с ним и Гимсоном всю ту проклятую ночь. Эта их история — чистая правда.

Брайерс говорил с некоторым раздражением, словно ему напрасно морочили голову. Но раздражение раздражением, а он был прирожденным рассказчиком. И описывал пусть мелкую, но победу их метода, полный гордости за них всех. Ребята копали и копали. Ничего не упуская. Как он уже говорил Хамфри, они перебирали все контакты в этом плане, а их хватает, сказал он с профессиональной усмешкой.

Одно, другое, третье. Массажные салоны. Танцклубы. Посредники. Нудная работка для ребят. Очень долго все было впустую. Потом кто-то начал нащупывать следы Дугласа Гимсона. Три-четыре года назад Гимсон был в обращении. Крейсировал, как сказали некоторые осведомители. Потом куда-то исчез. Может быть, перестал крейсировать. Один тип про него что-то трепал.

Личность этого типа установили. Лет около тридцати. Фамилия — Дарбли. Может быть, и не своя. Рабочий сцены, подрабатывал натурщиком. Истерик. Ребята на него нажали. Он брал у Дугласа Гимсона деньги. («В клубах!» — выкрикнул он.) Дарбли нравилось получать деньги. Рано или поздно Гимсону это должно было надоесть. Угрозы. В прежние времена, возможно, не обошлось бы без шантажа. Теперь этого так не опасаются. Да и вообще, по мнению Фрэнка, Дуглас Гимсон на шантаж не поддался бы. А потому Дарбли стал телефонной язвой. Полиция с этим постоянно сталкивается. Таких случаев тысячи. Дарбли звонил в клубы Гимсона — респектабельные клубы — и театральным голосом спрашивал, здесь ли сейчас такой-сякой капитан Гимсон. Раза два являлся к Гимсону на квартиру, узнавал, что тот где-то обедает, выведывал где и по телефону декламировал тот же вопрос. Он, по-видимому, считал, что Дуглас Гимсон от него откупится, если он пообещает прекратить свои звонки.