Лакировка

Хамфри вспомнились осторожные переговоры, которые ему когда-то пришлось вести с видными чиновниками министерства иностранных дел — людьми, которые ему импонировали, но с которыми он не мог быть откровенным до конца, так как прощупывали одного из их сослуживцев. Тогда тоже возникали такие дипломатические паузы. Затем Брайерс сказал:

— Да, я считаю, что с ней скорее всего покончили так, как вы сейчас предположили. Что ее убил кто-то, кого она знала. А следовательно, знаете и вы, верно?

Помолчав, Брайерс продолжал:

— Ее навещало довольно мало людей. Мы это проверили. По-видимому, она перестала поддерживать связь с прежними своими знакомыми. То ли эта связь оборвалась сама собой, то ли они утратили интерес к ней, когда она состарилась. Естественно, могут быть какие-то люди, о которых нам ничего не известно. В подобных делах все концы подвязываются редко. Но тех, с кем она виделась относительно часто, мы знаем. Как я уже говорил, наиболее вероятной — но только вероятной! — представляется версия, что ее прикончил кто-то, кого вы все знаете.

— Да.

— Вы согласны?

— По-моему, это правдоподобно, — сказал Хамфри. Он выдал свои мысли, но ведь Брайерс уже сам их разгадал.

— В этом-то и загвоздка. И ситуация мне очень не нравится!

— А почему? Вас смущает, что им может оказаться ваш знакомый?

Брайерс захохотал — от души, но зло.

— Да нет же! Все они ваши друзья, а не мои. В таких делах друзей не бывает. Убийца — это убийца. Вы меня не поняли. — Он перешел на спокойный профессиональный тон. — Мне это не нравится потому, что будет труднее вести розыск. — Потом он продолжал, не то объясняя, не то выговариваясь: — Я уже вам говорил: когда мы имеем дело с уголовниками, у нас в руках все карты. Мы знаем, где можно получить самые свежие новости. Некоторые из них умны, но большинство нет. В целом уголовники отнюдь не делают чести человечеству. Умственные способности у них в среднем очень низки. Нравственные качества еще ниже. И мы ориентируемся довольно легко.

— Солдаты из них никудышные, если судить по тем немногим, кого я видел, — сказал Хамфри.

— Да? Ничего удивительного. — Брайерс вернулся к своей теме. — Но когда нам приходится иметь дело с высшими классами, положение меняется. Они умеют отмалчиваться. Моим ребятам некуда пойти за сведениями. Высшие классы способны хорошо себя защищать. И чем выше, тем защита более глухая. Они смыкают ряды. Черт подери, Хамфри, вы и без меня все это знаете!

Брайерс явно убедился в этом на горьком опыте, подумал Хамфри. В его тоне была злость. Хамфри почувствовал себя задетым и растерялся. С тех пор как Брайерс возглавил расследование, доверие между ними исчезло, хотя дружба более или менее сохранилась. И, к полному недоумению Хамфри, трещина возникла из-за классовой принадлежности. Даже теперь, когда ему пришлось принять это объяснение, он поймал себя на мысли совершенно в духе его пожилых тетушек, принадлежавших прошлому веку. Про одного его кембриджского приятеля, который отличался блистательными способностями, но был очень скромного происхождения, они сказали с мягкой снисходительностью: «Этот юноша может далеко пойти» — так, словно продвижение вперед было социальной привилегией, даруемой немногим. Брайерс мог далеко пойти. И пошел. Так почему же он допустил, чтобы возникла эта трещина?

— Мне бы хотелось знать, — сказал Хамфри сдержанно, — откуда начинаются эти ваши «высшие классы».

— С категории Б. — мгновенно ответил Брайерс, подразумевая официальную шкалу доходов. — Преуспевающие люди интеллигентных профессий. Средняя буржуазия, если хотите. И выше, к настоящим богачам. И к настоящим аристократам. А это самые твердые орешки, между прочим.

— Знаете, — Хамфри говорил все так же сдержанно, — я не уверен, кем конкретно вы интересуетесь в данном деле…

— Думаю, вы прекрасно догадались! — Брайерс умел прощупать противника с молниеносной быстротой.

Хамфри улыбнулся — в свое время он тоже не раз пользовался этим приемом.

— …но среди людей, соприкасавшихся с леди Эшбрук в последние годы, не было ни одного, кто принадлежал бы к настоящей аристократии. Кроме нее самой, конечно. Ну и, пожалуй, ее внука. Но больше никого.

— А вы?

— Ну нет. Английская аристократия всегда безжалостно обрекала часть своих членов на тихое захирение. Право первородства — вот ее секрет. Поэтому она и сумела остаться аристократией. Мой дед был аристократом, не спорю. Мой отец был младшим сыном аристократа. Причем небогатого. И мне уже не досталось ничего. Нет, Фрэнк, я законно принадлежу к среднему классу.

— Но ведете себя не так.

— Не понял.

— Я говорю о том, — сказал Брайерс, — что вы стоите за своих. То есть в определенных обстоятельствах вы готовы их покрывать. В определенных обстоятельствах — таких, какие мы обсуждаем сейчас.

— Знаете, я не слишком верю в лояльность подобного рода. И вам не рекомендую.