Лакировка

— Ну, мы говорим о том, что спим вместе. Громко. Во всеуслышание. Но если кто-нибудь думает жениться, тут уж приходится шептать. Это вот действительно стыдно. А потому держится в глубочайшем секрете.

— Ты думаешь жениться? — В ее тоне был упрек, страх, а может быть, и ревность.

— Бабуленька! Если мне это когда-нибудь взбредет в голову, я вам тут же скажу.

Они продолжали фехтовать. При всей его готовности делать приятное он был упрям не менее ее, и как она ни поддразнивала, ни уговаривала, ни требовала, ни улещивала, ей не удалось добиться, чтобы он остался у нее на весь вечер. Только к одной уловке она не прибегла, хотя именно эта уловка, подумал Хамфри, и могла бы оказаться действенной. К шантажу жалостью. Им она не воспользовалась. Даже не намекнула, что в ее состоянии ей хотелось бы, чтобы рядом был кто-то любящий.

Позже Хамфри отправился на обычную субботнюю встречу с Алеком Лурией. Встречались они в старой пивной, которую обитатели прилегающей части Белгрейвии именовали своим заведением. Эта ничем не примечательная пивная находилась на улице, ведущей от Итонской площади в сторону Букингемского дворца. Лурия питал к ней слабость и любил потолковать о том, как удобно умеют устраиваться англича­не — ни в одной другой стране, где ему доводилось жить, ничего равного этой пивной не было. Обширный тихий зал с тремя уютными нишами, обитые кожей стулья и скамьи, атмосфера непритязательности и непринужденности. В этот вечер около шести часов в зале там и сям сидели человек двадцать посетителей, по большей части местные жители, заглянувшие сюда выпить перед обедом.

Самое мирное время. Хамфри с Лурией устроились в дальнем углу, блаженно вытянув ноги под столиком, на котором стояли пинтовые кружки с пивом. Лурия, любивший английские пивные, английское пиво тем не менее не любил, однако оно было неотъемлемой частью ритуала, и он терпел.

Они разговаривали вполголоса, но оживленно. Хамфри требовались точные сведения о Томе Теркилле. Это было связующее звено между ним и Кейт, принимавшей к сердцу судьбу дочери Теркилла, — таким образом они могли общаться, обходя мол­чанием собственные чувства. И Хамфри прибег к помощи Лурии, у которого в Лондоне знакомых было больше, чем у среднего лондонца, и который, кроме того, в финансо­вых вопросах не был таким наивным простаком, как Хамфри. Лурия добросовестно навел справки, нисколько не скрывая, что извлекает из этого массу удовольствия. Теперь он объяснял — а объяснять он умел великолепно. Он считал, что любая по­купка или продажа компаний или игра на бирже неизбежно сопряжена с какими-то ловкими или темными махинациями. Теркилл безусловно не делал ничего противо­законного, да и непорядочного, возможно, тоже. Не исключено, что он был несколько неосторожен, если принять во внимание ханжеское недоверие, с каким англичане относятся ко всем, кто наживает деньги,— за исключением, разумеется, тех случаев, когда лишнее получают они сами с помощью тотализатора, пари или забастовок, сказал Лурия, глядя печально и сардонически. Теркилл, несомненно, нажил много политиче­ских врагов как среди тори, что вполне естественно, так и среди левого крыла собствен­ной партии, что опять-таки вполне естественно. Кроме того, он, по-видимому, сумел нажить на редкость много личных врагов.

— Ну да, ведь вы с ним знакомы?

— Очень мало,— ответил Хамфри.— Тем не менее кое-что вы, по-видимому, заметили.— Лурия, казалось, рассмат­ривал эту проблему с каким-то усталым удовлетворением.

Те, кто хорошо разбирается в людях, действительно склонны отнестись к нему с подозрением, заметил Хамфри. Кейт он называть не стал. Лурия был его другом, ко­торому он доверял, но пока перспектива оставалась неясной, он вообще не хотел об этом говорить — из суеверия.

Теркилл был интересной и безопасной темой для дружеской беседы. Оба отдыха­ли душой. Лурия вежливо отказался от второй кружки, но Хамфри заказал себе еще пинту портера. И тут их покой был нарушен.

За входной дверью в противоположном конце зала вдруг послышались крики, шум, пение, и в пивную ввалилась толпа. Вопли и пение были настолько оглушитель­ными, что Хамфри опешил. Зал заполнила орущая людская мешанина. В общем сум­буре было трудно рассмотреть отдельные лица. Не меньше сорока человек, а в дверях все еще толчея. Совсем зеленые юнцы, насколько он мог различить. Двоим-троим за двадцать, но остальные — мальчишки лет по шестнадцать-семнадцать. Бороды, кос­матые длинные лохмы, несколько девочек, цепляющихся за их плечи. Вопли, ничем не напоминающие человеческую речь. Хамфри не мог разобрать ни слова.