Лаки Лючано: последний Великий Дон

Тихий, патриархальный городок, в котором никогда ничего не происходило, вдруг пробудился от летаргического сна. Шульц, играя роль щедрого мецената, устраивал один пикник за другим. Каждый абориген мог выпить сколь угодно виски и пива за его счет. Датч сделал несколько пожертвований в городскую казну, пенсионный фонд местной полиции, обществам охотников и рыболовов. Щедротами гангстера было обойдено только духовенство, так как церковь в Мэлоне оказалась протестантской, а Шульц, несмотря на свое иудейское происхождение, исповедовал католицизм (!). Обиженные священники требовали убрать из города «этого гнусного совратителя». Однако, как известно, глас божий — это глас народный, а вовсе не глас служителей культа. Народ же целиком был на стороне Шульца. Перефразируя известный афоризм Наполеона насчет того, что путь к сердцу солдата лежит через его желудок, можно сказать, что путь к сердцу народа лежит через бутылку. Голландец усвоил эту истину еще со времен «сухого закона». К моменту начала судебного процесса уже никто в городе не мог понять, за что же судят такого классного парня, как Датч Шульц.

Слушание дела началось 10 июля 1935 года. Учитывая настроение общественности, Ричард (Дикси) Дэвис не стал изобретать какие-то новые методы защиты. Как это было в Сиракузах, он представил своего подзащитного в ипостаси невинной жертвы собственных плохих советов и непопулярного прохибишена.

— Ваша честь, господа присяжные заседатели, — с апломбом заявил Дикси, — в любом случае, каково бы ни было решение, которое вы примете по велению совести, хочу вам напомнить, что мистер Шульц искренне готов выполнить свой долг налогоплательщика и внести в государственную казну сто тысяч долларов, хотя и мало вероятно, что с точки зрения закона он должен государству хотя бы один цент.

Присяжные обдумывали свое решение более суток. К исходу тридцать шестого часа старший присяжный Леон Шапен объявил:

— По нашему единодушному мнению, представленных улик недостаточно для вынесения обвинительного приговора. Подсудимый не виновен.

Зал буквально взорвался от криков восторга. Все мужское население Мэлона предвкушало торжественную попойку, которую устроит старина Шульц в честь своего оправдания. И старина Шульц действительно не подкачал. На прощальном банкете он произнес прочувствованный тост:

— Друзья мои, я благодарен вам за вашу единодушную поддержку. Мы вместе утерли нос этим чинушам, которые хотели несправедливо поступить со мной. Я никогда не забуду ваш прекрасный город.

Приехав в Нью-Йорк, Шульц прежде всего направился в отель «Ритц Тауэре». Дорогу в апартаменты Лаки Лючано ему преградил Джо Рао. За плотными дубовыми дверями слышались крики.

— Что там творится? — спросил Датч у Джо Рао.

— Семейная ссора, — вздохнул тот.

Голландец нервно замахал руками:

— Послушай, Джо, мне на это наплевать. Это не мои проблемы. Я хочу поговорить с Лаки. Ты слышал? Срочно!

Рао снова тяжело вздохнул и прислушался.

— Хорошо, я попробую, — не слишком уверенно сказал он и осторожно постучал в дверь. Стучать пришлось еще минуты три, прежде чем перебранка стихла. Разъяренный Лаки открыл дверь и набросился на своего телохранителя:

— Я же сказал тебе, твою мать, я же тебе сказал: меня нет!

— Босс, тут особый случай, — виновато ответил Рао. Увидев Шульца, Лаки невольно запахнул свой шелковый халат.

— Датч? С возвращением, рад тебя видеть. Ну, проходи.

Выпив предложенный коньяк, Голландец сказал:

— Чарли, объясни мне, что случилось с моей организацией?

Он говорил спокойно, не повышая голоса, и это очень не нравилось Лаки, потому что было непохоже на Голландца.

— Власти взялись за тебя слишком круто, — стал объяснять Лючано. — Мы не знали, что с тобой будет, поэтому, чтобы соблюсти твои интересы, пришлось временно разделить твой бизнес между нашими друзьями. Ты понимаешь? Это было сделано для того, чтобы никто не прибрал твою организацию к рукам и не стал тебе поперек дороги.

— Ну, теперь-то я вернулся, — заметил Голландец, — и беру все в свои руки.

Чарли Луканиа ответил не колеблясь:

— Конечно. Ты имеешь на это полное право.

Но его миролюбивый тон не обманул Шульца. Шульц понял, что Высший Совет похоронил его заживо. Бушующую внутри ярость он не мог погасить кровью кого-то из семи главных боссов — это означало неминуемую смерть для него самого. Но был один червяк, которого Датч намеревался раздавить с особым удовольствием.

Заслышав о возвращении босса, Бо Уайнберг не на шутку испугался. Главное, он не знал, как себя вести и что делать. Известно Шульцу, что он ведет двойную игру или нет? Что лучше: исчезнуть, пока не поздно, или сделать вид, будто все в порядке? Бо терялся в догадках и не знал, что его уже ищут люди Голландца.