— Чарли, тебе нельзя идти туда одному. Давай я возьму автомат и спрячусь в багажнике твоей машины. Ты тоже возьми оружие. В случае чего мы разделаемся с «усатым папашей». Он придурок, не позволяет своим людям носить «томпсоны». Я срежу всех одной очередью.
— Нет, так нельзя, — запротестовал Чарли, — я дал слово, что приду один и без оружия. Поступить иначе я не имею права. Человек чести всегда держит свое слово.
Неаполитанец Вито, весьма далекий от всех этих сицилийских понятий, пожал плечами:
— Как хочешь. Дело твое.
Ровно в полночь, минута в минуту, Чарли приехал на Статен-Айленд. Сальваторе Маранцано уже ждал его, прохаживаясь взад-вперед по пустому доку. Как полагалось по обычаю, дон обнял Чарли и поцеловал в обе щеки.
— Buon jorno, figlio mio [22].
Однако Чарли не стал целовать ему руку, тем самым демонстративно нарушив неписаный закон мафии. Глаза Маранцано гневно потемнели:
— Я вижу, ты ничуть не изменился.
Луканиа примирительно сказал:
— Дон Сальваторе, у нас это не принято.
Усевшись на ящик, Маранцано процедил:
— Иногда я сильно сомневаюсь, что ты родился на Сицилии.
Чарли начал терять терпение.
— Нам надо поговорить о другом, — довольно резко произнес он.
Маранцано пренебрежительно отмахнулся:
— Знаю, знаю, что ты скажешь. Джо Босс — плохой босс. Странно, что ты так долго терпел его ругань. С твоими-то амбициями.
— У меня не было выбора, — угрюмо ответил Чарли.
— Выбор всегда есть, — назидательно изрек Маранцано, — но я не виню тебя. Ибо, как говорили древние римляне: «Еггаге humanum est» [23]. Но никому не позволено ошибаться дважды. Этого я тебе простить не могу.
Чарли молчал, понимая, что для дона настал час торжества. Маранцано придвинулся к нему вплотную, лицом к лицу:
— Я снова смогу доверять тебе только в одном случае: если ты убьешь Массерию.
— Дон Сальваторе, — Луканиа перевел дух, — это моя давняя мечта.
— Не сомневаюсь. Но убить его должен именно ты. Потому что слишком много грехов за тобой накопилось. Никто другой такой чести не достоин.
Чарли не обманывался посулами Маранцано. Старый дон заманивал его в капкан. По законам Общества Чести на убийство человека такого уровня, как Массерия, требовалась санкция глав всех двадцати четырех семейств. Совет донов — Comissione — должен был собраться на тайный сицилийский суд и коллегиально вынести приговор Массерии, если его вина будет доказана. Иной образ действий означал неминуемую смерть для исполнителя убийства. Потому-то мафия и смогла подняться так высоко, что ее ряды не разъедали внутренние разборки. На американской земле еще не было случая, чтобы какой-либо дон погиб от рук сицилийцев. А Маранцано не собирался созывать Comissione. Приказ убить Массерию он отдал самостоятельно с целью сведения своих личных счетов с Джо Боссом.
И первое, и второе противоречило законам мафии. Но после смерти Массерии Маранцано, без сомнения, станет капо ди тутти капи, то есть особой неприкосновенной. Зато Чарли Луканиа в любом случае подлежал немедленной ликвидации. Сразу, как только Массерия покинет этот мир.
— Я не согласен, — твердо ответил Чарли.
— Вот так, да? — Лицо Маранцано исказила гримаса ненависти. — Наконец-то ты снял маску, бамбино. Под ней у тебя змеиная чешуя.
Дон вскочил на ноги:
— Идите сюда!
Груда ящиков в углу с грохотом обвалилась. Оттуда вышли шесть широкоплечих парней, лица которых скрывали цветные платки. Несколько быстрых, режущих ударов — и Чарли Луканиа скорчился на ходу. Его подвесили за руки к потолочной балке.
— Эту ночь ты запомнишь надолго, — зловеще пообещал Маранцано, — если, конечно, останешься жив.
В руке одного из парней тускло блеснул кастет. Чарли ощутил страшный зубодробительный удар. Рот моментально наполнился кровью. В голове помутилось.
— Дай слово, что ты убьешь Массерию, — потребовал дон Сальваторе. Ненависть вскипела у Чарли в груди:
— Пошел ты на хрен, старый дурак!
Не помня себя от ярости, Маранцано выхватил нож и полоснул Луканиа по лицу. Лезвие рассекло кожу от глаза до подбородка. Маранцано хотелось изрезать наглеца на куски, но это была бы слишком легкая смерть. Сдержавшись, дон отошел в сторону.
Палачи сорвали с Чарли одежду. По голому телу застегали ременные пряжки.
— Твою мать! Мать твою! — орал он до хрипоты в легких.
— Заткните ему пасть! — взвизгнул Маранцано.
Кастеты вышибли Чарли все передние зубы. Стены дока поплыли и вдруг бешено закружились у него перед глазами.
— Он отрубился, — констатировал один из палачей. Маранцано приказал:
— Облейте его водой.
Почувствовав холодное прикосновение, Чарли с усилием открыл глаза. Перед ним стоял Маранцано, играя лезвием ножа:
— Ну что, надумал?
Разорванные, залитые кровью губы чуть шевельнулись:
— Козел…
Маранцано отскочил в сторону как ошпаренный. Закончив перекур, палачи потушили о тело Чарли свои сигареты. Он только слабо вздрагивал.
— Дон Сальваторе, парень того… копыта сейчас откинет, — предупредил один из истязателей. Бросив последний взгляд на беспомощно обвисшее, искалеченное тело, Маранцано распорядился:
— Добейте его.