«Лахтак». Повесть

Не позже как через два часа совсем стемнело В течение долгой осенней ночи каждые десять минут мы пускали со шхуны ракеты Утро следующего дня было таким же туманным. Сквозь нависший густой туман нельзя было разглядеть с капитанского мостика, что делалось на носу или на корме. Обледенение моря доходило до 6-7 баллов. Я решил простоять на месте целую ночь, чтобы 21-го идти на поиски нашего самолета. Но ночью начался шторм силой около 9 баллов, погнавший шхуну, окруженную льдом, на север. Опасаясь попасть в ледовой зажим, я взял курс на вест к берегу Новой Земли. 23 октября шторм начал спадать, но ненадолго. На следующий день он снова разбушевался, доходя до десяти баллов. К шторму присоединился мороз, и шхуна от волн и брызг начала обмерзать. В течение шести дней весь экипаж был на ногах. Как только могли, оббивали и обрубали лед на бортах, фальшбортах, палубах и мачтах. Палубная и машинная команды работали с большой отвагой, несмотря на то, что каждую минуту при тридцатипятиградусном размахе качки можно было поскользнуться и упасть в море. Привязывали себя к мачтам, бортовым перилам, кнехтам, паровой лебедке. Особенно отличились матросы Сосновый и Клаб, они по нескольку раз взбирались на мачты во время большого размаха качки и оббивали лед на реях и мачтах. Машинист Рачок пять суток не отходил от машины и на шестые упал в обморок. Пришлось положить его в судовой лазарет. Антенна обрывалась несколько раз, и часто мы не имели возможности сообщить что-либо о себе. 30 октября шторм утих. Льдом нас прижало к Новой Земле. Воспользовавшись относительно тихой погодой, я прошел по разводьям к бухте Приметка, где и бросил якорь 1 ноября. Там нашел отряд охотников и метеорологическую станцию. От них узнал, что на «Лахтаке» было двое пассажиров: научный работник гидролог Запара и охотник Юрий Вершемет. По моему совету, 2 ноября охотники бухты Приметка отправили две санные партии на розыски обломков «Лахтака» или его экипажа, а также самолета № 6. Одна партия пошла по берегу на север, другая - на юг. Такие же партии, как я услышал по радио, вышли навстречу им с Маточкина Шара и мыса Желания. 3 ноября, несмотря на полярную темноту, я снопа попытался пройти на восток - в Карское море. Приблизительно и восемнадцати милях от берега попал в торосистый лед, повредил винт, сломав лопасть. Получив от Вас распоряжение возвратиться, с большими трудностями выбрался из льдов и прошел к проливу Маточкин Шар. Там простоял до 23 ноября, пока не возвратилась разведывательная партия, ходившая оттуда навстречу партии из бухты Приметка. Но они ничего не нашли.

28 ноября снялся с якоря и 5 декабря пришел в Архангельск. Считаю, что надо немедленно послать шхуну в Мурманск на ремонт, чтобы она успела принять участие в весенней зверобойной кампании.

Считаю необходимым возбудить ходатайство о награждении за самоотверженную работу матросов Соснового, Клаба и машиниста Рачка, а также о назначении пенсии семьям погибших летчика Бариля и борт-механика Зеленца.

Хочу еще обратить Ваше внимание на сообщение с Северной Земли, перехваченное моим радистом. В сентябре во время шторма с островов видно было далеко в море какое-то судно. Возможно, это был «Лахтак», но скорее всего какой-то норвежец, забравшийся так далеко на охоту.

5 декабря. Капитан Кривцов».

Глава V

Сбросив резким движением спасательные круги, штурман Кар перестал смотреть на шлюпку, подпрыгивавшую на волнах вверх дном. Он должен был сохранить свое судно и спасти хотя бы тех, кто остался на пароходе. В его распоряжении было пять-шесть, максимум - десять минут.

- Боцман! - крикнул штурман, преодолевая бурю. Его голос изменился и стал гремучим, как лязг железа, а обычно добродушные серо-голубые глаза сверкали, как молнии. - Всех наверх! Надеть пробковые пояса и - к шлюпке!

Лейтэ двадцать лет был боцманом, и ни одного разу не было, чтобы он не плюнул перед тем как выполнить какое-либо приказание. По на этот раз даже язык во рту боцмана не успел шевельнуться, как он съехал по трапу на нижнюю палубу.

Кар наклонился к телефону, свистнул в машину, а затем закричал:

- Полный вперед! Все наверх!

Котовай выхватил из небольшого сундука пробковый пояс, подошел к штурману и обвязал его. Кар не заметил этого. Оставив незакрытой трубку телефона-свистка, он, опершись руками на фальшборт и прищурив глаза, как будто выжидал момента, когда нос парохода ударится о берег. Котовай, взяв второй пояс, подошел к Соломину. Матрос оставался неподвижным. Лишь время от времени быстро менял руку на колесе штурвала, держа курс на зюйд-остовый конечный мыс острова. Только бы проскочить мимо этого мыса, и пароход будет спасен. Но шторм сбивал пароход с курса и быстро относил его к берегу.

- Два градуса на себя! - крикнул Кар Соломину, наклоняя к нему голову.

- Есть!-Соломин быстро повернул штурвальное колесо.

На палубе собрался весь экипаж, оставшийся на пароходе.

Лейтэ насчитал одиннадцать человек. Не хватало лишь механика Торбы и кочегара Павлюка.

- Где механик? - налетел Лейтэ на машинную команду.

- В машинном остался.