«Лахтак». Глубинный путь(изд.1960)

Возвратившись в кубрик, Эрик и Степа разместились на своих койках. Эрик полулежал. На тумбочке между койками горела лампочка. При ее свете юнга начал рассматривать карту Арктики, которую незадолго перед этим получил в подарок от Запары. Норвежца тоже заинтересовала карта, и он наклонился над нею. Надписи на карте были сделаны по-русски и по-английски. Эрик не знал ни того, ни другого языка, но, по-видимому, был неплохо знаком с картой, потому что, трогая спичкой какой-нибудь остров или полуостров, называл их почти всегда правильно.

— Степа, — обратился норвежец к юнге и, показывая то на себя, то на карту, сказал: — Эрик… Гронланд… Эрик… Свальбард… Эрик… Франц-Иосиф… Эрик… Америка… Аляска… Беринг… эскимос… чукча… Эрик… Эльгар…

Следя за спичкой, которой норвежец водил по карте, и прислушиваясь к его словам, юнга понял, что Эрик был в Гренландии, на Свальбарде, на Земле Франца-Иосифа, а также на Аляске, видел эскимосов и чукчей…

Для норвежского моряка это вполне возможно. Ведь норвежских матросов можно встретить не только на севере, но и в морях всего света, на пароходах под любыми флагами.

— Эрик Арктик о Антарктик… — Норвежец сделал такой жест, как будто он держал в руках глобус, и показал сверху и снизу.

Очевидно, Эрику Олаунсену приходилось плавать в южных полярных морях на норвежских, а может быть, и на других китобоях, которые каждый год отправляются туда за добычей.

— Эльгар? — спросил Степа. — Что такое Эльгар? Остров такой? Или название парохода? Эльгар…

Норвежец не понял и только радостно повторял, показывая на себя:

— Эльгар, Эльгар, Эльгар!

Глава III

— Дмитрий Петрович, я только что разговаривал с Эриком. Оказывается, он плавал почти во всех арктических и антарктических водах, — рассказывал во время чая своему ученому шефу юнга.

Здесь же, за общим столом, сидел и Эрик. Он опирался на стол руками и с интересом рассматривал советских моряков. С тех пор как он пришел в себя и узнал, что находится на советском пароходе, этот интерес все время светился в его глазах.

— Особенно часто, — продолжал Степа, — он повторяет слова «Эльгар» и «Беринг». Может, он плавал на пароходе «Эльгар» в Беринговом море?

— Я, 27Эльгар, я, я! — словно подтверждая, проговорил норвежец.

— Эльгар? — переспросил Кар. — Мне приходилось плавать между Петропавловском-на-Камчатке и Номом, что на Аляске. Мы встречали там много разных пароходов, но парохода «Эльгар» не припоминаю.

Лейте обратился к Эрику:

— Беринг… Эрик Олаунсен… Шип?

Норвежец, по-видимому, понял вопрос. «Шип» — это по-английски «пароход». По-норвежски пароход будет «дампшиб».

— Шип, — сказал Эрик, поднимая брови. — Навалук… Ном…

Кар прищурил левый глаз, прислушиваясь к норвежцу.

— Лаврентий, Провидение, Уэллен, — говорил он Эрику, называя местности на побережье Берингова моря.

На губах норвежца появилась радостная улыбка.

— Я, Уэллен, я!

— Эльгар — это не пароход, — пояснил Кар, — он плавал на шхуне «Навалук». Про такую шхуну я действительно слышал и даже, кажется, видел ее.

— Значит, Эльгар — это какая-то местность… Может быть, остров, — заявил Степа.

— Вряд ли, — усомнился Кар. — Если остров, то, наверное, из тех, которые даже в лоции называются скалой. На Беринговом море я знаю почти все острова. Хотя должен сказать, что слово «эльгар» я где-то слышал. Но где, не припоминаю.

Разговор продолжался, но Кар уже не принимал в нем участия. Молча допив чай, он пошел в свою каюту. Эрик Олаунсен все так же внимательно присматривался к собеседникам. Он догадывался, что Торба — механик и старший помощник Кара, и что Запара — ученый, а остальные — матросы и кочегары. Его удивляла простота взаимоотношений между советскими моряками. Он видел, что, несмотря на товарищеские отношения между начальниками и подчиненными, на пароходе была твердая дисциплина.

Ему были приятны теплая заботливость, с которой все эти люди относились к нему, и дружба между ними. Ему очень нравилось, как проводили время советские моряки в ледяном плену. Он не мог рассказать то, что думал, не мог спросить о многих интересных и непонятных для него вещах. Он внимательно прислушивался к словам, которыми они перебрасывались между собой, и, когда разгадывал значение хотя бы одного, старался запомнить его, повторяя по нескольку раз.

Его желание изучить русский язык полностью соответствовало желанию Степы изучить норвежский.

После чая Степа, машинист Зорин и кочегар Шелемеха принялись решать алгебраические задачи. На следующий день была назначена очередная лекция Кара по математике, и они готовились к ней.

— Что, будешь с нами решать? — спросил Зорин у норвежца, когда тот сел возле них. — Давай, давай!

Эрик покачал головой. Алгебры он не знал; иксы, игреки и зеты были для него таинственной магией. То, что ими занимались машинист, кочегар и юнга, еще более поднимало в его глазах авторитет советских моряков.

На противоположном конце стола Котовай и Ковягин занимались арифметикой. Когда Эрик подошел к ним и посмотрел в их тетради, операции с цифрами, которые он увидел, показались ему вполне понятными.