«Лахтак»

— Может быть, — сказал он, — я где-то читал, будто в Гренландии эскимосы определяют направление движения льда таким способом. Я лично считаю это фантастикой. Впрочем, — прибавил он подумав, — с авралом немного подождем. Начнем выгружаться, когда льды зашевелятся поближе. Очень возможно, что у этого берега нас защищают айсберги, которые, может быть, стоят на месте.

Никто не уходил с палубы. Все прислушивались к отдаленным взрывам, и каждый представлял себе, что творится на просторах обледенелого моря.

А там, в темноте, по морю, шел ледяной вал. Он со страшной силой нажимал на торосы и ломал их. Трескались ледяные поля, и в щели вливались бесчисленные тонны морской воды. Ломались ледяные перегородки между полыньями. С огромной силой давили друг на друга два огромных ледяных поля, а под ними бушевала гигантская приливная волна.

Ледяной вал поднялся на тридцать метров, прокатился несколько сот метров и, протянувшись на многие километры, остановился.

В третьем часу ночи сжатие льда прекратилось.

Г л а в а V

Кочегар Павлюк, наверное, и не догадывается, в какую сеть подозрений он попал. Украдкой разговаривают об этом моряки. Почти половина экипажа знает о таинственной трубке, найденной после пожара, и о звуках, которые иногда слышались на палубе по ночам…

Тем временем поведение Павлюка становилось все более странным. В общий кубрик он приходил только есть и выполнять порученную ему работу. Он опаздывал на занятия политкружка и был невнимателен на лекциях по математике. Сделался мрачным и сосредоточенным. Казалось, его подменили. Исчез веселый кочегар, который любил поговорить, всем интересовался, вмешивался во всякое дело и часто был инициатором разных затей.

Правда, иногда он еще вбегал в кают-компанию с веселым блеском в глазах и даже шутил, но это случалось редко. И даже в этих случаях тень какой-то заботы не совсем покидала его лицо. Степа удивлялся тому, как изменился его ближайший товарищ, говорил об этом с Зориным.

Машинист, знавший о неопределенных подозрениях, падавших на Павлюка, ничего не сказал юнге, только успокоил его несколькими общими фразами. Степа же увлекся новым знакомым и все свободное время проводил с Эриком Олаунсеном, узнавая у него норвежские слова и уча его русскому языку.

За последнее время Павлюк изменился и внешне. Он исхудал, побледнел. Правда, так выглядел не только Павлюк. Котовай и Ковягин тоже чувствовали себя не очень хорошо. Вынужденная полярная зимовка давала о себе знать людям со слабым здоровьем. Но приходилось удивляться, что Павлюк, которого считали самым крепким на пароходе, поддался влиянию тяжелых обстоятельств, в то время как Кар, Лейте и Шелемеха даже поправились.

Кар молча наблюдал за кочегаром. Он всегда ценил Павлюка. Но теперь, анализируя свои подозрения, штурман все более склонялся к мысли, что тот что-то скрывает. Штурман ничего не спрашивал у кочегара. Кар ждал, пока Павлюк расскажет все сам. Ему казалось, что эта история должна закончиться откровенным признанием. Штурман молча ждал продолжения таинственных событий, в то же время следя за Павлюком. Боялся он только одного: не повлияла ли на психику кочегара полярная ночь. Еще матросом Кар плавал на пароходе, который однажды был вынужден зазимовать во льдах Чукотского моря. На его глазах два матроса в полярную ночь сошли с ума. Но условия той зимовки были несравненно более тяжелыми, чем сейчас на «Лахтаке». Притом, когда взошло солнце, матросы выздоровели. И теперь капитан возлагал надежды на солнце.

Лейте совершенно не разделял мнения Кара о Павлюке. Старый моряк уверил себя, что Павлюк виновник пожара и что он и теперь занимается какими-то таинственными, как выражался Лейте, «фокус-покусами». Если бы Кар послушался Лейте, Павлюк уже сидел бы под замком.

Лейте, фактический хозяин палубы, поскольку у назначенного боцманом Вершомета было очень мало опыта, много времени проводил на воздухе. Он самым тщательным образом следил за Павлюком. Не раз в темноте подходил он к дверям радиорубки и прислушивался, но ничего не слышал.

Однажды в пятом часу утра Лейте вышел на палубу. Сквозь покрывавшие небо тучи кое-где проглядывали звезды. Лейте держал в руках топор. После нападения медведя на Степу моряки предпочитали выходить на палубу с оружием. Старый моряк считал, что для него вполне достаточно топора.

Посмотрев, что делает вахтенный матрос, Лейте прошел на корму. Когда он возвращался, ему показалось, будто из окна каюты радиста сквозь щель пробивается свет.

У боцмана зашевелилось неясное подозрение, но, не обращая на это внимание, он начал осматривать, все ли в порядке на корме. Но вот он услышал резкий металлический звук. Он сразу же выпрямился: откуда это? Но звук тут же пропал. «Нет, это не послышалось, — сказал себе моряк, — это безусловно из его каюты».