Следующим пунктом плана знакомства с Лазурным берегом у нас значатся Канны. Дворец Фестивалей и его красная дорожка, набережная Круазетт, Аллея звезд и летняя веранда ресторана при Карлтоне - традиционный список любого туриста, и мы - не исключение. Прогуляв по променаду от старого порта до розария в сквере восьмого мая, мы возвращаемся в центр городка, чтобы поужинать в ресторане отеля, который можно увидеть почти на каждой открытке, на каждом магнитике и прочем сувенире из Канн. А после ужина наша компания разделяется - папа с Софией везут Антошу до Ниццы по дороге, тянущейся вдоль побережья, он твердит об этом весь день, мы же вчетвером возвращаемся в Монако, где тоже хотели погулять по набережной и, быть может, искупаться.
Марсель предлагает отправиться на стерильный Ларвотто, но я, как обычно, ему возражаю - любая инициатива, исходящая от Воропаева, вызывает во мне стойкий внутренний протест. Я и сама люблю белые пески этого закрытого пляжа, правда, не когда натыкаюсь на нем на гологрудых теток, увешанных бриллиантами, но раз его предложил Марсель, во мне автоматически включается режим “баба Яга против”. Мне тяжело дается наше постоянное мелькание на глазах друг у друга, тяжело справляться с его постоянной близостью, но недоступностью. Я не могу не реагировать на него, но и не могу позволить себе проявлять эмоции. Не могу себя выдать. Изо всех сил стараюсь следить за собой и не демонстрировать явной зацикленности на нем и всем, что он говорит, но каждый раз не успеваю себя остановить, как уже лепечу какую-то надуманную малообоснованную чушь. В этот раз с обоснуем повезло - ссылаюсь как раз на гологрудых. Алекса, услышав это, тоже кривится, и Артём не приходит от перспективы в восторг, поэтому мы почти единогласно выбираем открытый для всех Марке.
Мы уже почти доходим до него, как Алекса вдруг останавливается.
- А где мои очки?
Марсель оглядывает ее, будто ожидает, что очки окажутся на ней.
- А когда ты их в последний раз видела?
- Когда воду покупали. Когда ты платил, я их сняла и положила на стойку, и…
- Платил же я, - улыбается Марс, - тебе-то чем очки помешали? Ладно, схожу сейчас за твоей драгоценностью. Идите, я догоню.
Он уходит. Но буквально через минуту Алекса вспоминает, что у нее остался его телефон, и что мы можем потеряться. Я бы не возражала, но Артем вызывается его догнать, пока недалеко ушел.
Он уходит, а мы с Алексой, потеряв цель - где-то располагаться и, тем более, купаться в отсутствии парней нам не хочется, - просто прогуливаемся по пляжу. Мы не разговариваем - такими уж подружками стать не успели, и о чем с ней говорить, я не знала, поэтому просто неторопливо шагаем вдоль уже убранных лежаков, свернутых зонтиков и, как пирамидка для взрослых, собранных друг на друга столиков. И так доходим до дальнего конца в это время уже практически пустынного пляжа. Солнце давно село, а дураков, как мы, плавать в сумерках, видимо, нет.
Но все же мы тут не одни.
У тупика, образованного высокой скально-каменистой насыпью, видим огненные всполохи, незамеченные нами ранее из-за навеса для лежаков. Удивляясь тому, что кто-то осмелился развести костер на европейском пляже, мы с Алексой переглядываемся. Она пожимает плечами, я тоже, и мы уже собираемся повернуть назад, как три фигуры, сидящие у огня, резко поднимаются и быстро идут к нам.
- Этого еще не хватало, - бурчит еле слышно Алекса, и я разделяю ее настроение.
- О, какие девушки, и одни, - говорит один из них по-английски с жутким акцентом, да еще и заплетающимся языком. Я с трудом разбираю слова. - В наше время это небезопасно.
- Но мы готовы взять вас под свою защиту, - речь другого звучит гораздо чище, и он явно трезвее. - Да, Серхио?
- Конечно. Нам для полного комплекта как раз не хватает таких красоток. Хотите покататься на яхте? - первый парень хватает Алексу за руку и, притянув к себе, обхватывает за талию.
- Отвали, а! - грубо по-русски отвечает она Серхио, пытаясь его оттолкнуть, но безуспешно.
- Easy guys, - спокойно говорю я, выставив руку и отступая от двух других. - You don’t need to get into trouble, do you? (“Парни, полегче. Вам ведь не нужны неприятности?” (англ))
Я знаю, что ни в коем случае нельзя показать им, что я боюсь. Но, как ни странно, я их действительно не боюсь, совсем. За последние несколько недель я столько всего перебоялась, да испытала и немало других отрицательных эмоций, что теперь была преисполнена уверенности - эти парни просто не могут причинить мне боли больше, чем я уже перенесла. Физическая боль, даже насилие, ничто в сравнении с насилием моральным, тем более с самонасилием.
Но почему-то я была уверена, что до этого не дойдет.
- Какие неприятности, кошечка? - пропел второй парень. - Мы просто прокатимся на яхте.
Третий все это время хранил молчание и вообще казался безучастным к происходящему. Я толком даже не видела его лица.
- We have our own yacht, there is no need for us to take yours, - пытаюсь я достучаться до них голосом разума. (У нас есть своя яхта, нам не нужна ваша.)