Лагуна фламинго

— Ну что, поработаем над статьей? — спросил Джон.

Марлена кивнула. Ему удалось вернуть ее доверие.

Ее первая статья весьма успешно была опубликована под именем Джона. Это он предложил такой выход, и Марлене показалось, что так будет проще, чем объясняться с родителями.

Несмотря на попытки сосредоточиться на работе, девушка лихорадочно раздумывала о том, как убедить Эстеллу, что Джон выбрал именно ее, Марлену.

Глава 15

Лоренс налил себе стакан рома, любуясь своей красавицей-женой. Он стоял у двери кабинета и смотрел во двор. Мейзи возилась с птичкой chuna, серимой, которую он ей недавно купил. Женщина была одета в халат в азиатском стиле, светлые волосы блестящей волной ниспадали ей на спину, и даже ее белая кожа, казалось, поблескивала, словно Мейзи светилась изнутри. И действительно, Лоренс знал, что в теле Мейзи скрыто что-то очень дорогое для него.

Мейзи была невысокой и казалась хрупкой, но стоило ей войти в комнату — и все обращали на нее внимание. Ей передалась властность, свойственная Касбертам, и никто не осмеливался с ней спорить.

Она родила Лоренсу сына Лионела Николаса, его кровинку. Жена была для счастливого отца важнее всего на свете. Лоренс старался предугадать все ее желания. Он был бесконечно благодарен ей. За все.

После свадьбы с Мейзи Касберт Лоренсу открылся новый мир. За день до бракосочетания он в последний раз убил человека и с тех пор занимался исключительно законными делами. Вечером в день свадьбы тесть отвел его в сторону. «Я знаю, кто ты и откуда, Шмидт, — сказал он. — Я знаю, что ты человек бессовестный, и это хорошо, потому что поможет тебе выбиться в люди. Против этого я не возражаю. Я требую у тебя только одного: хорошо обращайся с моей дочерью. Если до меня дойдут слухи о том, что ты нарушаешь этот договор, твои дела плохи».

Лоренс кивнул. Брат Мейзи, Джеффри, похлопал его по плечу. Они подружились, если вообще возможна дружба между столь разными людьми. Джеффри никогда ничего не приходилось добиваться самому. Как и принято в высшем обществе, он получил отличное образование в области классической филологии, теперь же занимался юриспруденцией. Хотя это дело давалось ему нелегко, Джеффри не беспокоился по этому поводу. И в управлении, и в торговле, как он говорил, всегда нужны чиновники. К тому же он рассчитывал когда-нибудь унаследовать дело отца. Джеффри не раз бывал в Европе, что было не такой уж редкостью среди молодых людей, и собирался когда-нибудь продолжить обучение, поступив в Сорбонну, Гейдельбергский университет или Кембридж. Новая семья Лоренса оказалась довольно большой, даже огромной: дедушки и бабушки, незамужние тети, дяди, двоюродные и троюродные братья и сестры, их дети, которые уже и сами успели жениться или выйти замуж. Когда они собирались все вместе, в доме было не меньше двадцати человек, поэтому отцу Мейзи не приходилось задумываться о том, где же найти новых работников. Он руководил семейным предприятием железной рукой. В отличие от большинства больших семей, семью Касбертов деньги не разрушили, и все жили мирно. Никто не возражал, зная, что сможет извлечь выгоду из семейного благополучия.

— Я рад, что у меня всего двое детей, — сказал как-то Лионел Лоренсу. — То, что по закону имущество умершего делится между всеми его отпрысками, ослабляет экономическое положение семьи. А это никому не выгодно.

Несмотря на строгость и беспощадность в том, что касается бизнеса, Касберты в общем были хорошими, приятными людьми, образованными космополитами. Их богатство было огромным. Лоренс не много узнал от Мейзи, но понял, что большинство людей даже не представляют себе, насколько богаты Касберты.

В городе семья владела четырехэтажной виллой, не настолько захламленной мебелью и безделушками, как другие особняки в городе, да и слуг там было поменьше. Кроме того, у Касбертов было несколько поместий в плодороднейшей части пампасов и элегантный дом, окруженный садом, расположенный в северном районе Буэнос-Айреса, на дороге в Тигре.

На приемах, которые по праздникам устраивала семья Касбертов, собиралось все высшее общество, начиная от старой верхушки, гордившейся колониальным прошлым, и заканчивая нуворишами — крупными землевладельцами, финансистами, политиками и торговцами, разбогатевшими на сельском хозяйстве в пампасах. Некоторым деньги компенсировали нехватку семейных традиций. Для старой, еще колониальной, буржуазии все эти ирландские, баскские и итальянские выскочки, может, и были персонами нон грата, но вот их дети, получившие блестящее образование, свободно вращались в светском обществе.

Буэнос-Айрес все время менялся. Элита, к числу которой принадлежали и Касберты, оказывала значительное влияние на торговлю: импорт изысканных европейских товаров, продажу скота в Боливию, экспорт сапог и сандалий индейцам, перевозки сельскохозяйственной продукции и сырья.

«И однажды, — думал Лоренс, — часть всего этого перейдет мне. Да, это будет небольшая часть, но достаточная для того, чтобы вести жизнь, о которой я всегда мечтал».