Лагерь живых

— Я, дяденька, два года в элитном эскорте работаю. Так что кто взрослый тут — вопрос большой. А этому козлу можно слегонца в кису насыпать? Я быро!

— Насчет Масты, как ты его величаешь, планы другие. А элитный эскорт, это ты имеешь в виду…

— Ага. Именно это.

И девчонка, по своей фигуре скорее похожая на лягушонка, принимает вызывающую позу, которая, может, и сработала бы как надо, будь она взрослой, но тут вызывает скорее желание накинуть на эту нелепицу худенькую какое-нибудь покрывало потеплее.

— Ладно, давай собирайся, у нас тут дело есть.

— Так мне собираться-то нечего — вон кроме этих тряпок, что на мне, тут нечего надеть. Есть вон ящик — так там тоже дылды и такие же с секс-шопа прибамбасы.

— А можешь нормально-то говорить?

— И по-английски, и немного по-японски.

— Коннети-ва! — не выдерживает Ильяс.

— Ага. Охренеть. Если кто хочет — обслужу бесплатно! Вы мне нравитесь.

Николаич наконец очухался.

— Получается так, девочка, что вот повзрослеешь, отрастишь себе, что женщине положено, — тогда и будем об этом говорить. А сейчас — не мешай. Сережа! Притащи что из одежки и обувки, да и давай девчонок на эвакуацию. Тут им делать нечего.

— А я хочу с вами остаться!

— Мы сейчас будем этого гуся потрошить. А ты нам будешь мешать.

— Я тут насмотрелась уже. А потрошить — так я помогу, а?

— Получается, что нет. И взять тебя с собой не можем — у нас сегодня еще рейд со стрельбой. Давай, Серега, действуй.

Пока они препираются, осматриваю сидящую в углу девчонку. Вроде цела — следов побоев, синяков разной свежести, мелких ожогов, вероятно от сигарет, и неглубоких порезов много, но так вроде в порядке. Только она в ступоре. В глубоком. Ну да таких сегодня будет много — когда начнут людей из цехов выпускать.

Смущает меня то, что дефибриллятором я пользовался мало. И давно. И практически все забыл. Опять же как-то этого мерзавца надо доводить до клинической смерти — это тоже мне проблема.

Потом надо его несколько раз реанимнуть, ампутировать руки — и чтоб жив еще был. Ну, ампутировать-то это я могу — на оперативке давным-давно насобачился. Тогда мы поспорили со студентами из параллельной группы — правда, в мифе про французскую хирургию или нет, вот я и подготовился. До уровня Ларрея[70], правда, не дошел, конечно, тот, говорят, умел ампутацию сделать быстрее, чем его коллега успевал очки надеть, но, в общем — и я насобачился.

А еще бы неплохо не просто ампутировать, а именно с прикидкой — спасает ли это от заражения при укусе.

— Я приготовила дефибриллятор, — ровным голосом говорит Надежда Николаевна.

— А… клиент?

Не годится тут слово «пациент» никак.

— Готов.

— Вам работа с дефибриллятором знакома?

— Более чем…

В этот момент по нервам бьет истерический визг.

Потом хохот ребят и обиженный голосок эскортной девочки.

Понимаю, что она подобралась к своему мучителю в кису ему насыпать, или что там еще ей в голову пришло, и тут наконец разглядела рядом Мутабора. Он там стоял — наслаждался видом хозяина, примотанного к столу. Теперь девочка не имеет ничего против, чтоб чесать отсюда. Куда глаза глядят, лишь бы подальше от морфа.

— Все. Приступаем.

Мутабор тащит откуда-то из угла сверток толстого полиэтилена. Становится понятно, как Маста его убивал. Примеряюсь закрыть лицо вивисектору. Меня хлопает по плечу Николаич.

— Давайте-ка лучше я это сделаю. А вы реанимайте потом. Так оно лучше будет.

Неожиданно для самого себя чувствую странно — облегчение. Николаичу неожиданно возражает седоватый сапер:

— Не пачкайтесь. А мне лишний грех не в тягость. Может, наоборот, несколько грехов скостят, когда в котел рогатые запихивать будут. Вы вот, Доктор, лучше скажите — девочка эта — она, может, тоже в разуме?

Он показывает на зомби, прикованную к стенке.

— Нет, к сожалению.

— Уверены?

— Уверен.

— Тогда упокойте ее. Мало ли что, нехорошо мертвую за спиной держать.

Смотрю на Николаича. Он утвердительно кивает. Скорее для набившихся в комнату людей, чем для себя, задаю девчонке несколько вопросов. Чуда не происходит. Обычная зомби. Вытягиваю «Марго».

Сапер морщится от гулковатых в помещении выстрелов. Потом стягивает с вивисектора держалку для кляпа.

— Последнее желание будет?

— Покурить дайте!

— А нету. Не свезло тебе.

Найдя меня глазами, Пендрила кричит во всю мощь легких:

— Вы ничем не отличаетесь от меня! Вы такая же мразь! Совершенно такая же!

Крик осекается. Немного звенит в ушах, и потому глуховатый голос майора-танкиста похож на шепот:

— Да, мы тоже люди.

Тело вивисектора не хочет умирать. Борется за жизнь изо всех сил. Я чуть не пропускаю момент, когда наступает клиническая смерть, — и Мутабор рыком указывает мне на это. Странно, он просто стоит, но как-то видит и чувствует момент остановки сердца. Странно, очень странно.

— Руки поднять вверх, так, чтоб я видела. Всем на шаг назад от стола, — командует Надежда. — Разряд!

Тело на столе дергается, сердце заводится тут же — раздышать вивисектора удается тоже без особой проблемы…

Морф пьет глазами это зрелище. Еще раз. И еще раз.

Тут уже начинаются проблемы. Удается реанимация, но солоно нам она приходится.