Не дошли они еще до возвышения, как их вожатый сделал знак остановиться и тотчас исчез, заставив дожидаться своего возвращения. Индеец отсутствовал так долго, что охотникам стало не по себе, и они испугались, не случилось ли с ним чего-нибудь. Вдруг их проводник появился и бегом мчался назад, что означало, что он несет важную новость.
— Сердце Оленьей Ноги печально, — пояснил он, присоединившись к друзьям, — потому что его брат, который ходит с костылем, взят в плен виннебаго!
22. СДАЮСЬ!
Стоя за деревом, как за прикрытием, услышав топот лошадиных копыт, траппер Боульби увидел, как изменник Ап-то-то мчался на его милой лошадке.
Один виннебаго уже проскакал здесь, следовательно, и другие, наверное, были близко. Поэтому Боульби решил, что он оставит тропинку, по которой шел, и не выйдет на главную дорогу ближе, чем на некотором расстоянии от возвышения, где шавано подкараулил приближение Черного Медведя. Тогда можно будет рассчитывать благополучно миновать неприятельские линии, хотя неизвестно, далеко ли он может уйти со своей хромой ногой.
Несмотря на опасность такого рода предприятия, охотник снова вышел на тропинку и прошел по ней несколько шагов. Идти здесь было гораздо удобнее, чем между деревьями и кустами, и потому он осмелился зайти дальше, чем позволяла осторожность. Но потом он опять углубился в лес и решительно шел вперед до подножия холма.
Здесь охотник ненадолго остановился. По своему обыкновению, он прислонился к дереву, чтобы отдохнуть, и поставил рядом с собой ружье и костыль.
— Я не вижу ничего, внушающего опасение, — сказал он сам себе, чувствуя большое удовольствие, что зашел так далеко без препятствий, — я бы хотел только встретить Джорджа или Руфа, потому что они, верно, беспокоятся обо мне. Интересно было бы знать, пришел ли Фред? Жаль, если он пришел, потому что это еще более усложнит дело!
Боульби заметил, что, хотя около него было много кустов, но все они были очень низкорослы и мало поднимались над землей, так что человек, стоящий, как он, во весь рост, мог свободно разглядеть между деревьями довольно далекие предметы. На деревьях вследствие поздней осенней поры также мало было листьев.
Как раз в этот момент охотник услышал справа глухое завыванье, на которое тотчас же послышался ответ слева.
Он догадался, что обнаружен более, чем одним индейцем, и что ему оставалось только сдаться или биться на смерть. Не колеблясь ни минуты, траппер избрал последнее. Взяв в руки свой карабин, который был прислонен к дереву, он взвел курок и стал держать оружие обеими руками, готовясь выстрелить, как только появится цель.
Боульби не мог бежать, да и скрыться было некуда. Если бы перед ним явился только один враг, он мог бы спрятаться за стволом дерева, с надеждой обмануть краснокожего неприятеля. Но по сигналу было видно, что их по крайней мере двое, и нечего говорить, что они могли бы поймать его очень легко, подходя с противоположных сторон.
На деле оказалось еще хуже. Пока охотник смотрел направо и налево, откуда раздались встревожившие его сигналы, он увидел одного, двух, трех, четырех виннебаго, приближавшихся к нему со стороны тропинки.
Зная или догадываясь, что белый человек обладает решительным характером, они уже издалека начали подходить осторожно. Индейцы перебегали от дерева к дереву, как будто боялись, что, отодвинься они хоть немного, их нагонит шальная пуля. Но, тем не менее, враги приближались быстро и уверенно.
Во всех четырех виннебаго было бы легко попасть, но один из них, как заметил Боульби, был более проворен, чем остальные. Он не торопился перескакивать от дерева к дереву и шел спокойно, как будто бы и не думал остерегаться охотника.
— В тебя-то я и выстрелю! — подумал белый и, подняв вдруг свое ружье, начал целиться в индейца. Но прежде, чем он успел навести мушку, один индеец справа выстрелил в охотника. Раздался сильный стук, почти перед самыми глазами Боульби, но он, не понимая, что это означает, продолжал держать ружье крепко и потянул за спуск.
Выстрела не раздалось, огня тоже не было видно; неудача была полная.
Траппер опустил ружье и посмотрел на замок, чтобы узнать причину. Один взгляд объяснил ему все дело. Пуля, выпущенная индейцем, попала в поднятый курок и отшибла его. Теперь ружье было совершенно бесполезно.
— Ну, что ж, будем пользоваться им, как дубиной, — прибавил он, опуская более тяжелую часть карабина вниз и берясь за ствол, — у меня силы довольно, и я не одну голову еще разобью прежде, чем умру!
Картина была очень печальная: бедный охотник, хромой и обезоруженный, прислонившись к дереву, ожидал последней схватки. Он мог поддерживать тяжесть своего туловища только на одной ноге. Оружие, которое верно служило ему столько времени, бездействовало.