Лагерь в горах

— Я думаю, что мальчики будут ворчать, когда придут и увидят, что я стою здесь. Но что за беда? Пусть ворчат, только не кусаются. А! Музыка уже начинается!

До него долетели звуки двух выстрелов.

Конечно, Боульби было интересно, хотя он никак не мог угадать, что там происходило. Так как он не знал, что сюда уже успел прибыть сын Джорджа Линдена в сопровождении Терри и Оленьей Ноги, то и не мог знать правды.

Немного погодя, донесся звук выстрела других ружей, — Линдена и Гардина, стоявших перед хижиной, из которой выбежали виннебаго. Боульби скрежетал зубами и смотрел на свою забинтованную ногу.

— Придет ли когда-нибудь время, — ворчал он, — когда доктора будут уметь излечивать какую-нибудь болезнь сразу же? Отчего они не умеют починить бедро или лодыжку, как чинят ружье или экипаж? Нет, они знают не больше, чем Оленья Нога, и поэтому я ничего не проиграл, не имея теперь возможности пользоваться их услугами. Однако, что ж это такое, провалиться мне на этом месте!

Можно сказать, что Джемс Боульби никогда в жизни не бывал более удивлен. Какое-то время он смотрел в направлению оврага и знакомой нам лесной прогалины. Он не мог видеть очень далеко, так как, во-первых, рытвина поворачивала вправо, а во-вторых, местность закрывали густые кусты и деревья.

Охотник оставил бесполезные усилия разглядеть что-нибудь, что могло бы объяснить выстрелы, и самым естественным образом обернулся к другой стороне оврага, на краю которого он стоял. Как раз против пещеры, на несколько более высокой скале, чем та, на которую опирался охотник, стоял виннебаго в полном вооружении и смотрел на него.

Индеец стоял прямо и был виден во весь рост. На нем был обычный национальный костюм, за поясом торчали томагавк и нож, а в правой руке он держал ружье. Краснокожий опирался на правую ногу, выставив левую на несколько дюймов вперед, так что его поза была грациозна и свободна. Если бы он позировал для картины, он не мог бы встать удачнее.

Вид белого человека, прислонившегося к скале рядом с костылем, видимо, возбудил особый интерес в краснокожем, который, вероятно, раньше ничего подобного не видал.

Действительно, казалось, что виннебаго открыл в охотнике что-то особенное, потому что устремил на него пристальный взгляд и самым внимательным образом изучал его.

Джемс Боульби содрогнулся, когда сообразил, что индеец, если бы ему вздумалось, мог бы послать в него пулю прежде, чем он узнал бы об опасности. Он не понимал, почему краснокожий не сделал этого раньше. Видя, что он служит предметом такого внимательного изучения, Боульби в свою очередь смело посмотрел на виннебаго. В это же время он осторожно поднял огниво своего ружья, которое так лежало в руке, что не надо было менять положения. Не отводя глаз от раскрашенного лица, охотник тихо пробормотал:

— Я не знаю, чем это кончится, но если ты успеешь прицелиться и выстрелить раньше меня, то милости просим!

17. АП-ТО-ТО

Всего замечательнее было то, что пока Джемс Боульби, сердито сжимая в руках свое ружье, смотрел через овраг на воина виннебаго, который в свою очередь пронизывал его взглядом насквозь, он вдруг вспомнил, что оба они не в первый раз видят друг друга.

— Верно, он меня вспоминает, или старается вспомнить, хотя я в свою очередь не могу… Ах, нет, и я вспомнил!

Несмотря на татуировку лица индейца, Боульби заметил странную форму его носа. Он был задет ножом в каком-то сражении и оттого принял такую изогнутую форму, что по нему можно было всюду узнать его обладателя.

Меньше, чем год тому назад, в одну из самых свирепых зимних снежных бурь, один воин виннебаго постучался в дверь к охотникам и на ломаном английском языке попросил позволения переночевать у белых людей. Его приняли радушно, сытно накормили, и он провел у охотников три дня. После этого срока буря кончилась, и виннебаго отправился в длинный путь на свою родину, к северо-востоку.

Этот воин был Ап-то-то, тот самый виннебаго, который стоял на той стороне оврага, вглядываясь в Боульби с таким интересом.

— Это он, наверное он! — воскликнул охотник про себя, взглянув на него вторично. — Он не уверен я ли это, или кто-нибудь другой. Он сохранил некоторую долю благодарности, и поэтому не хочет убить меня, не убедившись предварительно, принадлежу ли я к числу тех, кто принял его под свой кров в последнюю зиму. Если бы это было не так, он застрелил бы меня прежде, чем я успел бы догадаться, в чем дело!

Изобразив улыбку на своем бронзовом лице, Боульби отнял свою правую руку от ружья и, поднеся ее ко лбу, отдал индейцу честь по военному, сказав:

— Здравствуй, Ап-то-то!

Расстояние между обоими было настолько невелико, что Боульби говорил даже тише обыкновенного разговорного тона. Индеец услышал его слова, но, вместо ответа, повернулся и ушел.

Ап-то-то (это был он) шел не по ровной земле, а пробирался между скалами, иногда выше, иногда ниже, но все время на виду у охотника, в течение двух или трех минут. Удивление Боульби, надо сказать, возросло еще более от этого поступка краснокожего.