Лагерь обреченных

Ночью мне снилась Наталья. Мы с ней уединились в ее спальне, она скинула с себя одежду, распустила косу. Неожиданно из потайного хода выскочил Паксеев и стал кричать, что Наталья – его жена и он напишет на меня еще один донос, после которого меня точно выгонят из милиции. Я выхватил из-под подушки пистолет и хотел убить Паксеева, но он только рассмеялся мне в лицо. «Ты забыл секрет руны «Альгиз»! – злорадствовал Юрий Иосифович. – Пока ты не вспомнишь, в какую сторону у нее должны быть лапки, я буду бессмертен!» Я нажал на курок, но выстрела не было. Я нажал на курок еще раз, и все вокруг заполнилось адским грохотом.

Я вскочил на кровати. У изголовья звонил будильник. Утро. Пора на работу.

8

Утром 2 сентября Гордеев собрал оперативный состав Верх-Иланского РОВД на совещание. С информацией о ходе расследования убийства выступил Казачков.

– Проведенный судебным медиком первоначальный осмотр трупа подтвердил наше предположение, что Сыч был сбит с ног одним сильным ударом в висок. Никаких скидок на нетрезвое состояние потерпевшего делать не стоит – от алкоголя кости не размягчаются. Основным подозреваемым по делу я считаю, – Казачков, не делая паузы, посмотрел в мою сторону, – Антонова Михаила, хотя в отношении его в данный момент нет никаких прямых доказательств.

После доклада начальника уголовного розыска слово взял я.

– Хочу уточнить, – с вызовом начал я, – что Антонов Михаил мне не родственник, а если бы и был им, то я ни при каких обстоятельствах не стал бы покрывать совершение им убийства.

– Тебя никто не обвиняет в проявлении личной заинтересованности, – заметил Гордеев.

– Спасибо за доверие, – усмехнулся я.

– Прекрати паясничать, – осадил меня начальник РОВД. – Мы здесь не для того собрались, чтобы обмениваться «любезностями».

– Разрешите продолжить? – спросил я, перейдя на деловой тон.

Я вытянул перед собой руку со сжатым кулаком.

– Ударная поверхность кулака может быть ограничена одной костяшкой среднего пальца. – Я показал на выступающую из общей плоскости кулака косточку. – У меня, у Антонова и у учителя Седова разный тип телосложения. Антонов физически сильнее меня, а я, в свою очередь, обладаю большими навыками рукопашного боя, чем учитель. Но эти факторы ничего не значат, если мы говорим об одном-единственном ударе, нанесенном в самую уязвимую часть головы.

– У Сыча треснула височная кость, – напомнил Казачков.

– У Сыча в силу возраста, – парировал я, – кости уже не обладают необходимым запасом прочности. С годами у человека из костей вымывается кальций, и они становятся более хрупкими. Без акта вскрытия трупа мы не можем сейчас в точности воспроизвести картину убийства. Одно дело, когда от удара Сыч падает на умывальник уже без сознания, и совсем другое, когда он только теряет равновесие.

– Я понял твою мысль, – перебил меня Гордеев. – Акт вскрытия нам в ближайшее время никто не даст – все материалы переданы в КГБ.

Гордеев достал сигареты, закурил. Все присутствующие молчали.

– Сложность нашего положения в том, – продолжил Семен Григорьевич, – что с нас, с одной стороны, никто не снимает обязанности раскрывать преступления, совершенные в Верх-Иланске, а другой стороны, мы не можем вмешиваться в оперативную работу органов КГБ. Пока наши «старшие товарищи» делиться с нами информацией не желают. Я спрогнозирую вам результат деятельности чекистов в нашем поселке: если они раскроют убийство, то это будет полностью их заслуга, а если нет, то это мы виноваты, не оказали им должного содействия. Сейчас сами знаете какая обстановка в стране – у власти Андропов. Мы, милиция, у него не в почете. Нам с вами надо выработать такую линию в расследовании убийства Сыча, чтобы мы были готовы к любому развитию событий. Я лично не исключаю такого варианта: как только чекисты уткнутся в отсутствие перспектив в раскрытии преступления, они спихнут все материалы нам. Например, они могут располовинить события, произошедшие в ДК: убийство – в одну сторону, руну на зеркале – в другую. Сама по себе руна, без трупа в туалете, не более чем абстрактный рисунок. В худшем случае – проявление хулиганства.

– Давайте возьмем руну как некую отправную точку в нашем расследовании, – предложил Казачков. – Кто ее мог нарисовать? Ветеран войны Паксеев? Вряд ли. Зачем ему марать себя фашистской символикой?

– А что, Вадим Алексеевич, ты знаешь в поселке человека, который благоволит Гитлеру? – возмутился Гордеев. – Ты ерунду-то не собирай, а то так договоришься, что у нас в Верх-Иланске подпольная фашистская организация появится.

– Организации точно нет, а вот крепко обиженных на советскую власть – полным-полно.

– Мы вновь вернулись к личности Сыча, – вступил в разговор я. – Пока мы не будем знать его биографию: где он служил, с кем из присутствующих в ДК мог встречаться ранее, – мы ничего не добьемся. Нам надо поднять его личное дело в областном УВД и сделать из него выписки.

– Виктор, – Гордеев поднял с места моего соседа по кабинету Горшкова, – займешься этим.

– Мне не доверяете? – спросил я.

– Разговоров лишних не хочу, – откровенно ответил Семен Григорьевич.