— Итак, товарищ комбриг, с вашего разрешения приступаем. — Никитин сбросил реглан и поплевал на руки, как заправский забияка, вступающий в драку. — Померяемся, приятели, кто кого!
Гидроакустик все докладывал о кораблях, шедших по направлению к лодке. Их было много. Никитин покачал головой:
— Это что же, всех «охотников» против нас бросили?
— Знают, что иначе Никитина не поймать, — засмеялся Сомов.
Шум винтов уже различали все, находившиеся в отсеке. Разноголосый, грозный, он нарастал, приближался.
— Ну что ж, потягаемся! — расправил плечи Никитин. — Право руля! Боцман, на погружение, глубина восемьдесят!
Лодка беспрерывно маневрировала. Возбуждение боя охватило подводников. Общее настроение передалось и комбригу.
— Еще, еще левее! — крикнул он рулевому, когда шелест винтов настигал лодку с кормы.
— Товарищ Сомов, командую кораблем я! — мягко напомнил ему Никитин.
Сомов в сердцах махнул рукой. Действительно, забылся. Встав в сторонке, он больше не вмешивался.
Палуба дернулась. По команде Никитина электрики враз остановили двигатели, а затем дали задний ход. Шум кораблей пронесся над лодкой. Где-то впереди захлопали учебные глубинные бомбы. Взрывы были слабые: бомбы упали далеко по курсу.
— Ловко одурачил ты их, Павел Иванович! — восторженно отметил Сомов.
Но противолодочные корабли все не отставали. Лодка продолжала увертываться от ударов. То и дело бухали взрывы. Все далеко. Так лодку не поймать!
Из любопытства Сомов подошел к штурману. Тот работал с лихорадочной поспешностью. В руках у него карандаш сменялся транспортиром, циркулем, вычислительной линейкой. Ему надо было отразить на карте каждый поворот, каждое изменение хода. Тонкая паутинка курса на карте, ранее прямая, как натянутая струна, превратилась в клубок.
«Да, друг, вряд ли тебе в этой путанице разобраться», — подумал комбриг, и ему немного стало жалко лейтенанта. Испытание слишком тяжелое для начинающего штурмана. Как бы веру в свои силы не потерял. А парень, видать, дельный, настойчивый…
— Все! — громко выдохнул Никитин, вытирая платком вспотевший лоб. Обветренное лицо его сияло задорной радостью. — Вырвались, честное слово, вырвались!
— Кораблей не слышно, — в подтверждение его слов сообщил акустик.
Сомов от души пожал Никитину руку:
— Молодец, Павел!
— Нельзя иначе при начальстве. А то признает еще, что, и командира надо заменить каким-нибудь бригадным артистом!
Никитин повернулся к Крутову:
— Курс домой, штурман. Всплывем там же, где погружались.
— Есть, всплыть в той же точке! — спокойно ответил лейтенант.
В отсеке опять наступила тишина. Только из угла, где сидел штурман, доносились щелчки лага, отсчитывавшего кабельтовы пройденного пути.
— Пойдем закусим, Матвей Тимофеевич, — предложил Никитин. — Видишь, бачки понесли. Обедать время.
За столом кают-компании разговор велся о только что закончившемся учении. Заместитель командира по политической части, старпом, инженер-механик обменивались впечатлениями о действиях моряков на боевых постах, шутили над своими переживаниями. Неожиданно для комбрига штурман оказался интересным собеседником. Он с юмором разбирал ошибки «противника». Наблюдения его были глубокими и меткими.
Сейчас Сомов внимательно рассмотрел его. Не такой уж он хрупкий, как вначале показался. Пышет здоровьем. На щеках завидный румянец и глаза живые, с хитринкой. Комбригу он все больше нравился. Из этого выйдет толк. Только нужно бережнее относиться к нему. Не прав Павел, что сразу наваливает на лейтенанта непосильную ношу. Ну разве справиться ему с прокладкой курса в таком сумасшедшем танце, который закатил Никитин? Тут и у опытного штурмана голова кругом пойдет. И конечно, Крутов и сам сейчас сомневается в своих расчетах, но признаться в этом не хочет.
Так думал командир бригады и решил пособить лейтенанту.
— Павел Иванович, — предложил он Никитину, — может, всплывем на пару минут? Пусть штурман определится по радиомаякам. И ему облегчение, и у тебя на душе будет спокойнее.
Реакция на его слова была совсем не такой, как он ожидал. Смолкли все за столом. Штурман побледнел, и в его глазах комбриг прочел горечь и обиду. Лейтенант что-то собирался сказать, но его опередил командир корабля:
— Нет, всплывать раньше времени не будем. Сомнения в точности прокладки у нас нет.
Штурман попросил разрешения выйти из-за стола и исчез в люке переборки.
«А малый самолюбивый, — проводил его взглядом Сомов. — И горячий. Под стать Никитину».
Лодка всплыла после того, как штурман коротко доложил командиру:
— Пришли!
Сомов и Никитин выбрались на мокрый мостик. Туман рассеялся. Солнце уже клонилось к горизонту, но после электрического освещения отсека все вокруг было настолько ослепительно, что резало глаза.
— Слушай, Павел, — сказал Сомов, — так и быть, бери с собой в поход своего штурмана. Но черкни мне пару строк, что он тебя вполне устраивает. Это так, для успокоения совести. Ведь надо мной тоже начальство есть.
— Значит, письменную характеристику требуешь? Эх, Матвей, Матвей! Обюрократился вконец!
— Лево по курсу — буй! — прозвенел голос сигнальщика.