Ладонь на плече

— Ну конечно. За спиной только разводы, случайные встречи и посто­янный раздрай в душе. Поиски, поиски. Надежды, разочарования и снова поиски. А чего и кого? — черноголовый внимательно глядел на Вируна.

Вирун промолчал.

— Ты и сам этого не понял. Хорошо, что остановился на манекене. На Монике-Моне. Логическое завершение для наследника карающих быком. Только манекен и может быть с тобой.

— Да перестань нести глупости, — попросил Вирун. — То был просто кошмарный сон в уставшей голове. И ты, насколько понимаю, галлюцинация. Слышал, что такое случается с людьми от усталости и зашоренности жизнью. Достаточно протереть глаза и встряхнуть головой, и тебя нет.

— Попробуй, — поддержал незнакомец. — А вдруг и правда.

Вирун кулаком потер один глаз, другой и взглянул перед собой. Черно­головый красавец стоял на прежнем месте.

— Теперь убедился, что я реален? Как и во сне. А вообще, ты уверен, что это было сном? Всего только сном? Пошли в барак. Там я написал для тебя очередной текст. Рядом с отпечатком твоей ладони. Тебе ведь понравились мои предыдущие послания. Ты даже говорил о текстах своей игрушке-мане­кену Монике-Моне. Не ошибаюсь?

— Ну говорил. Что с того? — проворчал Вирун и пошагал следом за черноголовым.

— Читай, — не то приказал, не то попросил красавец. — Может, здесь и найдешь для себя кое-какие ответы. А мне время не позволяет больше оста­ваться рядом. Читай, — еще раз повторил он.

Вирун сделал несколько шагов к стене и впился глазами в ровный и кра­сивый текст.

«Как найти точные слова, чтобы описать боль, страдания, оди­ночество человеческой души? Сколько ни перебирай в памяти, как ни напрягай и ни морщи лоб, а все словесное богатство кажется каким-то легкомысленным, незначительными и паутинистым. Бледным, хлипким и неточным становится слово, поставленное рядом с болью. Затаскан­ным, выношенным, избитым... никаким становится слово и рядом со страданием. Что уж говорить об одиночестве. Одиночество и есть оди­ночество. Какими словами ни украшай и ни наряжай одиночество, оно остается один на один на всех распахнутых перекрестках дорог.

Одиночество — нищенка, одиночество — гордыня, одиночество — чванливость, одиночество — вседозволенность, одиночество — кра­сота, одиночество — царица. Никакое слово не смягчит, не улестит одиночество. Если уж оно вбилось в душу, то не спасут ни душистые летние луга, ни плеск нежных морских волн, ни даже экзотика Кат­манду, неуловимая ловушка любви не разрушит за мгновение годами воз­веденный замок одиночества. С болью разобраться проще... Но проще ли? Тяжело, невозможно человеку быть искренним и правдивым даже с самим собой, что уж говорить об искренности себе подобныхв повсед­невности. Поэтому одиночество, боль, страдания любви прячутся под маской равнодушия на лицах и криводушной фразой: «Если мне больно и я страдаюв одиночестве — значит, я живу». А как живу и зачем? — это уже вопрос риторический. Недаром же в свое время кто-то заме­тил, что если человек начинает интересоваться смыслом жизни или ее ценностью, это означает, что он болен.

А больны мы все, только каждый по-своему: одним скучно жить, другим — тесно, а третьим — все равно, как жить, с кем и ради чего. Главное — жить, просто жить!..

Перевод с белорусского Олега ПУШКИНА.