Ладейная кукла (сборник)

— Если ты не уймешься, я вышвырну тебя на мель! — пригрозил Екаб.

Как ни пыталась мать примирить сыновей, ее робкий голос терялся в шуме мотора и криках. Ссора становилась все ожесточеннее, наконец, оба брата бросились друг на друга. Младший был сильнее. Стащив Екаба вниз, на настил лодки, он придавил ему грудь коленом и стал бить по голове. Уже оба были в крови, у черного пиджака Екаба отлетел воротник. Наконец зятьям надоело наблюдать за бессмысленной дракой и они вдвоем отбросили Мартыня на нос лодки.

— Это еще не все, — выдыхал он, отирая окровавленное лицо. — Он у меня еще получит.

Напротив поселка Грива, заметив на берегу людей, они заглушили мотор за третьей мелью и не плыли к берегу до тех пор, пока братья не ополоснули лица и не привели хоть сколько-нибудь одежду в порядок. Но на берегу драка вспыхнула снова, и смотреть на нее сбежались все местные бездельники. Трещали колья вешал, грузила от сетей замелькали в воздухе, в конце концов появился полицейский и составил протокол. Только тогда братья притихли и опомнились наконец, что надо идти домой и выпить за упокой. Они ушли вместе, так как не доверяли друг другу и боялись, как бы второй не выпил глотком водки больше.

Солнце село. Песок на берегу потемнел, и, казалось, холоднее стал ветер, шумевший над дюнами, серыми рыбацкими хибарами и черными лодками на берегу. У опрокинутого карбаса стояла кучка стариков. Они курили и глядели в море, будто ожидая возвращения одного из своих, кого сегодня увезли и кто больше не вернулся. И казалось, что они были здесь испокон веку, эти седые старики и эти черные лодки. Когда Симан Пурклав впервые увидел море, они уже были здесь, такие же, как сегодня, когда он ушел от них невозвратно. И казалось, что такими же они будут стоять здесь до судного дня, как вечное утверждение совместного труда земли и моря — седые старики и черные лодки. А ветер тем временем свежел.

Перевод В. Ругайс

ЖАН ГРИВА ДАЛЬНЯЯ ДОРОГА

Высоко над гребнями волн развевая пенистую косматую гриву, море ревело и бушевало, точно вырвавшийся из клетки лев. Упругий ветер гнул в дугу медно-красные стволы сосен. Налетая порывами, он сдувал с дюн легкий песок и уносил его белой поземкой, метался по улицам рыбацкого поселка, завивая жгутами прошлогоднюю солому, ломился в двери, хлопал ставнями. Третьи сутки чайки не вылетали в море, отсиживаясь под прикрытием дюн вблизи поселка на рыжеватом по-весеннему лугу: где в ложбинах местами еще белел последний снег. И рыбаки третий день не выходили в море, отдыхая у семейного очага, или, собравшись в кругу друзей в местном трактире, обсуждали свои дела. Чем же еще мог заняться человек, поневоле оторванный от работы!

В этот неуютный апрельский вечер недалеко от поселка, на дороге, соединяющей пустынное побережье с остальным миром, показались двое парней, одетых по-городскому, в беретах и с заплечными мешками. Борясь с порывами ветра, они энергично шагали вперед. Возле одной из лачуг парни остановились и изо всех сил стали стучать в дверь, словно боясь, что из-за рева моря и шума ветра их не услышат. Дверь отворилась, в ней показалась средних лет женщина с ребенком на руках и сердито спросила:

— Чего вы колотите?

— Господин Мартынь Кадикис дома? — спросил тот, что постарше.

— Господ здесь нет, только рыбаки, — резко ответила женщина и уже приветливо добавила: — Входите! Разве в такую погоду рыбак выходит в море?

Впустив пришельцев в темные сени, она с силой захлопнула дверь.

— Проходите дальше. Он сидит там, в большой комнате.

«Большая комната» оказалась узким, темным помещением с закопченными стенами и потолком. За столом сидел седоватый мужчина в поношенной рабочей куртке, с обветренным, загоревшим на весеннем солнце лицом. Взглянув с недоумением на пришельцев, он вдруг поспешно встал и кинулся на шею старшему.

— Янис Олиньш! — радостно воскликнул он. — Каким ветром тебя занесло?

— Весенним ветром, — ответил тот, целуя заросшую щетиной щеку Мартыня. Освободившись от объятий друга, Янис Олиньш повернулся к своему спутнику, который стоял рядом, комкая в руках синий берет. — Мартынь, познакомься с моим другом! Эдгар Слейнис, студент университета, журналист.

— Никогда еще столь высокие гости не посещали мою лачугу, — смеялся Мартынь, подавая Эдгару Слейнису жесткую руку. — Ну что? Бросьте куда-нибудь свои рюкзаки, снимайте пальто и будьте как дома! Истинные друзья бедности не стыдятся. Салака для голодного желудка найдется, спать уложу на пол. Садитесь за стол, дорогие гости!

Молодые люди сбросили рюкзаки, сняли пальто и сели за стол. Мартынь Кадикис тем временем принес бутылку горькой и несколько десятков нанизанной на водоросли копченой салаки. Паулина положила на стол каравай хлеба и отрезала каждому по душистому ломтю. Кадикис наполнил стакан и стукнул кулаком по столу.

— Черт побери, вот это событие — такие гости! А помнишь, как несколько лет назад мы с тобой стояли на рижской бирже труда в очереди безработных? Помнишь?

— Как же можно об этом забыть! — воскликнул Олиньш.