Лабух

— Ну что вы, слив — он же неуправляем. С ним нельзя договориться, он — ошибка. Никто ведь не застрахован от ошибок. А ченчер — это совсем другое дело. Ченчеры умны, дисциплинированны, выносливы. Кроме того, ченчер-самец — прекрасный семьянин, а ченчер-самка — нежная и заботливая мать. Некоторым людям стоило бы у них поучиться.

— А этот, Мусса, он кто? — спросил любопытный Мышонок.

— Как кто? — не понял мистер Фриман. — Самец, конечно, разве не видно? Ах да, конечно, у них же все закрыто бронехитиновыми щитками. Но Мусса самец, можете мне поверить.

— Мы верим, — закивал Мышонок, — как вам не верить!

— Может быть, у них и детишки есть? — Чапа покосился на «прекрасного семьянина».

— Есть детишки, — почему-то без прежнего воодушевления подтвердил филирик, — к сожалению, есть.

— А почему это «к сожалению», — поинтересовался Чапа, — милые, наверное, детишки, маленькие такие хряпчики. Что-то ты, профессор, крутишь, недоговариваешь. Сначала хряп у тебя не хряп, а теперь уже и слив не слив, а какой-то ченчер. Давай-ка рассказывай все как есть, а то мы развернемся и уйдем.

— Сливы у них детишки, вот кто, — печально сказал мистер Фриман, — по-вашему — хряпы.

— Значит, врал ты нам про охрану, которая вместо спирта мутагенов нажралась, так, что ли? А, профессор, чего молчишь? — Чапа с отвращением смотрел на сникшего было филирика. Последний, однако, быстро сориентировался и ответил:

— Я не врал, я просто дозировал информацию!

— Однако! — Лабух посмотрел на мистера Фримана. — У вас что, так принято врать направо и налево?

— Не торопитесь осуждать нас. — Сергей Анриевич грустно посмотрел на музыкантов. — Нас приучили скрывать информацию. Ведь мы работаем в «ящике». Это только кажется, что мы свободные люди, а на самом деле из «ящика» не так-то просто выбраться. Ну, предположим, мы знаем, что сейчас до нас нет никому дела, но ведь, может статься, о нас вспомнят. Много вы понимаете! Вот, эти ченчеры, ведь они нас спасли от музпехов. Там, — филирик махнул рукой, указывая куда-то за бруствер, — там еще пост ченчеров. И вокруг, куда ни сунься, — всюду посты. Мы думали, что они нас будут охранять, они и охраняют. Только вот нормальным путем к нам никто попасть не может. Сотрудники и члены их семей могут входить и выходить, если, конечно, оформлено предписание и пропуск, а посторонние нет. Поэтому-то вам и пришлось идти через Гнилую Свалку. Это единственный проходимый путь. Ченчеры считают, что их детишки на свалке сумеют разобраться с любыми гостями. К нам даже барды не ходят, а жаль, ведь мы так любим их песни!

— Вообще-то, насколько мне известно, барды ходят везде, — пожал плечами Лабух. — А к вам, оказывается, даже они пройти почему-то не могут.

— Вообще-то они могут, но не хотят, — печально сказал мистер Фриман, — они нас как бы зачеркнули. Потому что это мы когда-то создали технологию превращения нормальных людей в глухарей.

— Ни фига себе! — присвистнул Мышонок. — Да пусть у меня руки поотсыхают, если я вам хоть «Чижика-Пыжика» сыграю!

— Я, кажется, знаю, из кого вы этих самых ченчеров понаделали, — нехорошо улыбаясь, сказал Чапа, — из солдат караульной службы, так ведь?

— Мы работали исключительно с добровольцами, — горячо заговорил мистер Фриман, — подчеркиваю, исключительно с добровольцами! Поначалу, правда, люди не понимали, в каком великом эксперименте им предстоит участвовать, но потом их командир поговорил с ними по-хорошему, и добровольцы сразу же нашлись.

— По-хорошему, значит, — Лабух прищурился, — а много среди добровольцев было генералов, или хотя бы полковников?

— Что вы! — воскликнул филирик. — Генералы и полковники люди в возрасте, да и здоровье у них уже не то. А нам нужны были молодые особи, способные к воспроизводству, сами понимаете.

— Сами вы «особи»! — Мышонок сплюнул.

Между тем сопровождаемые что-то еще говорившим филириком музыканты шли по территории «ящика». Аккуратно постриженные кусты, мозаичные дорожки, ухоженные ярко-зеленые газоны и клумбы с экзотическими цветами, возможно, тоже мутантами — все говорило о том, что у обитателей «ящика» было не только желание жить с комфортом, но еще время и средства, чтобы это желание осуществить. Небольшие двухэтажные коттеджи, в которых жили, а может быть, и работали филирики, утопали в зелени. В центре научно-лирического городка росли роскошные реликтовые корабельные сосны. И только покрашенное в непристойно розовый цвет двухэтажное здание военной комендатуры, стыдливо выглянувшее из зарослей рододендронов, да сверкающий белоснежными пунктирами свежей разметки плац напоминали, что все это благолепие находится под протекторатом армии.

— Сейчас зайдем к коменданту, отметимся, — суетился сопровождающий, — а уж потом пойдем в наш Дом творчества. Это, конечно, простая формальность, но ее, увы, пока никто не отменял.