Лабрис

– Ну, девочка, и вопросы у тебя. Тут взрослые всю жизнь разобраться не могут, а тебе сразу ответ подавай. Ты бы еще о смысле жизни спросила.

– О смысле жизни мне как раз уже не очень актуально, простите.

Она вздохнула и с тоской посмотрела в окно, а потом, после длинной паузы, все-таки ответила не поворачиваясь:

– Знаешь, я когда-то прочла одну фразу, которая, наверное, точнее всего. Любовь – это состояние, когда счастье другого для тебя важнее, чем твое собственное. Даже больше. Ты готова пожертвовать своим благополучием для него. Только такая любовь, если не взаимна, может нанести тебе очень много травм и бед, потому что желающих воспользоваться таким отношением будет много. Но иначе с настоящими чувствами и не бывает. От них всегда либо радость по максимуму, либо боль на всю жизнь.

В ее голосе было столько грусти, что мне очень хотелось спросить то, чего ни в коем случае сейчас трогать не стоило. В моем воспоминании меня действительно терзала боль, только не физическая, как в спортзале, которая ерунда по сравнению с этой, а такая… настоящая, которая пронзает сердце раскаленным лезвием и ворочается там, выжигая все остальные эмоции.

То, что парень из воспоминания меня не любил, мне было понятно и до этого разговора. Иначе никогда не отказался бы от меня так просто. Но что испытывала я? Когда мы сидели в подъезде, мне было приятно. Только вот что именно? Просто само внимание другого человека? Если вспомнить и честно признаться самой себе, то важен был не этот конкретный юноша, а то, что он олицетворяет собой. Какой-то образ в моей голове, который я сама напялила на этого урода и любовалась не реальностью, а своей же собственной фантазией. Тогда мне казалось, что ради него я готова на все. Почти так, как сказала гадалка-психолог. Только вот дело было не в нем вообще. Я так хотела влюбиться, что полюбила свои же собственные мечты, а не реального человека, как ни стыдно в этом признаться. Настоящую любовь при жизни я, к сожалению, видимо, так и не встретила.

Все это время мадам сидела и смотрела в окно, тоже погрузившись в свои мысли. Повисшую тишину даже разрушать не хотелось. За меня это сделала какая-то подвыпившая компания. Гогоча, как стая бабуинов, они прошли мимо двери. Хозяйка кабинета вздрогнула и поморщилась.

– Скажите, а вы знаете соседей из подъезда рядом с вами? Меня интересует худой брюнет с очень грустными глазами.

– Горазда ты темы менять. Это он, что ли, тебе нравится? – удивилась она.

– Да нет, что вы! Он для меня старый. Мне по другому делу. Просто почему-то он меня видит. Не сегодня, а вообще всегда. Вот и любопытно.

– Да… странно. Но я его не знаю. Квартирант, наверное. Из новых. Я их не запоминаю. Там на последнем этаже старушка сдает квартиру, а сама живет у сына в паре улиц отсюда. Говорит, подниматься к себе уже невмоготу.

– То есть он недавно в городе появился, да?

– Совершенно точно, что после лета. В сезон там семья такая шумная жила с детьми. В конце августа уехали. С тех пор тихо. Я думала, там и нет никого. Как-то с этим типом не пересекалась.

– Это очень важная информация! Спасибо огромное! – Я вскочила со стула. Надо было все наконец рассказать Даре.

– Все? Ты говорила про кучу вопросов.

– Вы разом ответили почти на все. Мне еще надо подумать, но сейчас есть более срочное дело. Спасибо большое и простите, что все так сумбурно. Можно к вам еще как-нибудь днем заглянуть? Понимаю, что вы не услышите, но я на бумажке все заранее запишу. А то сейчас мысли путаются и разбегаются.

– Конечно. Всегда рада. Наверное, я первый психолог, консультирующий привидение.

– Жаль, что вы принимаете чокнутых домохозяек, а не детей. Вам бы поработать с подростками, а то им здесь поговорить по душам не с кем, – сказала я и, помолчав, добавила: – Вот еще вопрос, простите, а машину он где может держать? Квартирант этот?

– Так подземная стоянка в офисном центре на соседней улице. Прямо позади этого дома. Там полздания пустует, и сторож втихую сдает места местным и приезжим. Тут больше негде рядом надолго ставить.

– Вы мне очень помогли! Спасибо! Простите еще раз, мне надо бежать.

Я выскочила на улицу. Прежде чем все рассказать подруге, нужно было убедиться в том, что я не ошиблась. Обошла этот небольшой квартал вокруг и с другой стороны дома действительно нашла серую безликую коробку с пустыми темными окнами и кучей кондиционеров на фасаде, которые смотрелись нелепо и безобразно, как прыщи на гладкой коже. Жилое здание в такое убожество не превратили бы.

Черный провал въезда на парковку не заметить было сложно. Проход преграждал шлагбаум и будочка охраны. Сторож не спал: судя по голубому отсвету, он смотрел маленький телевизор.

Сняла с себя костюм, аккуратно приткнула пододеяльник с обручем за канализационной трубой, чтобы не утащил никто, и медленно прошла мимо будки, стараясь не шуметь.

Свет на подземной стоянке, вероятно, включался то ли автоматически, то ли из сторожки. Сейчас тут было темно. Я бы вообще ничего не могла разглядеть, если бы не светящиеся надписи «Выход» над дверями на лестницу и к лифтам.