Лаборатория зла

Другой пациенткой, уже будучи знакомой Лере, была Алина, которая через некоторое время так же перекочевала в другую палату. Правда, не в ту же самую, что и Лера, но в любом случае она уже не нуждалась в присмотре острого режима.

Алине было двадцать восемь лет, хотя выглядела она значительно моложе – глядя на ее тонкую фигурку и бледное личико, ей едва ли можно было дать больше восемнадцати.

Алина была больна уже давно, и пребывала в больнице уже в третий раз.

В школе Алина была тихой и замкнутой, ничем не выделяющейся девочкой. Она прилежно училась и почти не общалась со своими сверстниками, но, в отличие от Вики, ее изолированность от общества никак ее не беспокоила – просто ей было комфортно поддерживать такой образ жизни. Она была домоседкой – прогулки и прочие развлечения, требующие выхода в мир людей, ее интересовали мало – значительно больше ей нравилось проводить время за чтением. Алина читала книги с утра до вечера – девочку, увлеченную философией, психологией и оккультивизмом, ровесники понять не могли. Она казалась им странной, и они относились к ней с некоторым опасением, не избегая, однако, ее общества в полной мере – порой кто-нибудь из них все же заходил к ней в гости. Несмотря на опасения и чувство неловкости, которые вызывал необыкновенно серьезный для своего возраста взгляд девушки, одноклассники проявляли к ней робкий интерес, зная о том, что Алина умна, и иногда к ней можно подойти, чтобы пару часов с замиранием сердца послушать необыкновенные истории, вычитанные из разнообразных книг и энциклопедий, которыми Алина могла поделиться. Главное, что знали ее одноклассники – это то, что нельзя было приходить к Алине слишком часто, как и задавать какие-либо вопросы, касающиеся личной жизни Алины – замкнутая серьезная девочка злилась всякий раз, когда чувствовала хоть мало-мальскую угрозу интимности ее мира.

Школа, затем годы обучения в университете на философском факультете – все проходило ровно и спокойно. Алина всегда хорошо училась, отвечала материал она всегда уверенно, никогда не волнуясь о том, что о ней подумают и как воспримут. Точно так же она относилась к окружающим людям – казалось, она абсолютно не нуждалась в их обществе, хотя и не проявляла враждебности – она могла разговаривать, а могла не разговаривать – просто ей было все равно.

По специальности Алина не работала, считая, что полученное образование необходимо прежде всего для духовного развития, которое не должно быть опошлено использованием его как способа заработка. Алина предпочитала работать продавцом в книжном магазине – благодаря своей начитанности, она с легкостью могла дать любые консультации покупателям, и на работе ее ценили.

Молодые люди интересовали девушку лишь эпизодически – точно так же как и в других сферах ее жизни, она относилась к ним с той же позиции – Алина могла встречаться с ухажером, а могла не встречаться, интерес ко взаимоотношениям был весьма формальным – скорее, ей было все равно. Если фаза ее настроения несколько менялась, она с легкостью могла разорвать любые отношения, чтобы они не препятствовали ее уединенным интересам, не испытывая при этом ни сожаления, ни сочувствия к тем, кого она бросала.

Из родственников у Алины была только мать, которая, впрочем, имела схожий характер, за исключением того, что у матери собственная семья была – хотя, однако, было не совсем понятно, какую степень значимости она для нее имеет. Как бы то ни было, а они проживали отдельно друг от друга – нельзя было сказать, что они абсолютно равнодушно относились друг к другу – скорее, их общение было редким в силу замкнутости обеих.

Был у Алины сокровенный интерес, который она ставила на первое место иерархии своих ценностей – Алина крепко верила в Бога. Помимо личной заинтересованности, вера была для нее просто необходима – слишком много страхов было у Алины, справиться с которыми в одиночку она не представляла возможным. Алина боялась многого – ее пугал ветер, и дождь, и мороз, и резкие перепады температуры на улице, и сквозняки на дне квартиры, и звук капающей воды из подтекающего крана. Все казалось ей странным, любое явление, происходящее без воздействия человека, она расценивала как некую живую силу или же знак. Она часто молилась, обращаясь к Богу за защитой и прояснением происходящего. Алина могла часами сидеть в комнате неподвижно, бормоча под нос свои обращения, и уже трижды случалось так, что молитвы ее приобретали болезненный ход – просто что-то случалось в голове у Алины, нажимался какой-то рычаг, и она начинала слышать голос Бога, которого так любила.

В тот день пошел дождь. Когда Алина на этот раз поступила в больницу, зима еще не успела сменить осень – Алина поступила незадолго до появления в этих стенах Леры. Шел сильный дождь, и низкое небо, ставшее совсем темным, казалось, было готово рухнуть на землю, накрыв серой пеленой всю ее поверхность. Алина сидела дома и цепенела от страха, глядя в окно, по стеклу которого молотили косые струи разбивающейся воды. Казалось, дождю не было конца – временами он чуть-чуть утихал, но после этого непременно возобновлялся с новой силой. День прошел, на смену ему наступила ночь, в тишине которой шум дождя казался еще более зловещим, неотвратимым. Алина не могла спать – всю ночь она молилась, беспокойно шевеля губами, уставившись пустым взглядом в темное окно, отражающее муть, накрывшую окружающий мир. Наступление утра не принесло облегчения – дождь не прекратился и на следующий день, поливая землю все с той же силой ярости природной стихии. На работу Алина не вышла – страх приковал ее к комнате, не позволяя сделать движение, выбросившее бы ее из единственного островка безопасности в утопающем мире. И тогда, переполненная отчаянием, предаваясь беспрестанным мольбам, Алина услышала Его голос, который оповестил ее, что на Землю опустилась Божья кара, и этот дождь – только ее начало. Дождю не будет конца – отныне вода будет лить непрестанно, пока не затопит всю Землю, и случится еще один Всемирный Потоп. Алина должна была предупредить людей об опасности, которая грозила им, о которой они еще не подозревали. Алине было дозволено узнать зловещую правду благодаря ее преданности Богу, и теперь она должна была предупреждать других, призывая людей строить плоты и плывучие дома, чтобы у кого-нибудь был шанс спастись, ибо Бог милостив и не позволит из-за грехов человечества вымереть всему люду, позволив выжить отдельным его единицам, которые осуществят свой шанс все исправить, в последующем искупив прошлые грехи людей.

Гонимая предостерегающим голосом, Алина отчаянно рванулась на улицу, где одергивала прохожих, призывая их строить ковчеги, оповещая их, что она призвана для того, чтобы донести до грешного люда волю Божью и предостеречь о Его каре. Отчаянно она хватала людей за рукава, устремив на них безумный взгляд, переполненный отчаянием, повторяя слова, снова и снова раздающиеся в ее голове.

Алина не знала, кто именно вызвал ей «Скорую Помощь» – кто-то из испуганных людей с улицы, после чего она была доставлена в больницу – в третий раз. Предыдущие два раза она помнила уже не очень отчетливо – они случались уже в период ее работы в магазине, и тогда, как и в этот раз, Алина была управляема голосом, появлявшемся у нее в голове, который она принимала за голос Бога.

Сейчас она уже чувствовала себя значительно лучше – по крайней мере, голоса она уже не слышала, понимая то, что он не был истинным Божьим гласом, что, однако, не избавило ее от преданности Богу – Алина регулярно молила небеса о том, чтобы больше не быть ведомой галлюцинациями. Если ее болезнь – это наказание за какие-то прегрешения, то она будет надеяться, что Бог поможет ей искупить эти грехи, хотя бы осознав их.

Несомненно, Алина еще не была достаточно здоровой, чтобы быть готовой к выписке, но дела ее шли явно лучше, чем когда Лера видела ее в первой палате, остерегаясь ее бессвязного бормотания. Но Алина не сильно переживала свою болезнь – она могла рассказывать о ней, а могла не рассказывать – просто ей было все равно. Еще немного, и спокойствие ее окончательно возобновится, и тогда, Лера надеялась, Алина снова сможет выйти на работу и жить в спокойствии и размеренности, которые были ей так комфортны.

Еще одной девушкой, которая достаточно быстро переехала из первой палаты, была Лена – та самая Лена, поступление которой Лере удалось лицезреть, которая так просила Леру, чтобы та отвязала ее.

Лене было тридцать два года. Она не слышала голосов, ее не преследовали ни страхи, ни депрессия – проблемы ее были несколько банальней – просто Лена страдала алкоголизмом.

Когда-то жизнь ее была стабильной и осмысленной – семья, школа, швейное училище, работа на фабрике. Все было хорошо – только скучно – будучи жизнерадостным человеком, Лене хотелось веселья. Сначала пьянство ее заключалось в веселых попойках с многочисленными друзьями, со временем компания ее уже перестала быть дружеской – Лена готова была повеселиться с каждым, кого встречала на улице. Работа ладилась плохо, периодически приходилось ее менять по причине увольнений, но Лену это не сильно беспокоило – ей хотелось веселья.

Она не считала злоупотребление алкоголем болезнью – все же пила она не каждый день, пока не случились обстоятельства, предшествовавшие ее госпитализации. В тот день Лена не была пьяной и вообще, как ей казалось, вела себя вполне прилично. Она честно улеглась в постель пораньше, чтобы выспаться – все-таки многочисленные пьянства изнуряли, и утром встать на работу – теперь она работала кондуктором в троллейбусе.

Но вот только спать у Лены не получилось.

Она лежала в кровати и боялась, и страх этот нарастал и нарастал. Повсюду в ее комнате, везде – ей мерещились тени. Вокруг были люди, они ходили и говорили между собой, а по полу ее комнаты бегали мыши. Она боялась. Она не понимала, что происходит. Она кричала, пытаясь выгнать незваных гостей, не понимая, откуда они могли взяться в ее комнате и переполняясь чувством гнева от этой неслыханной наглости – заявиться к ней в дом.

Люди не уходили. Мыши бегали, запрыгивая на постель, отчего Лена взвизгивала и металась – она боялась мышей.

Она не знала, сколько часов длилась эта сумасшедшая ночь – родственникам, взбудораженным криками Лены, удалось вызвать психиатрическую помощь.

Галлюцинации закончились не сразу. Уже находясь в палате, Лена видела людей, которые скользили взад и вперед мимо постели, к которой она была привязана. Врачи пытались делать ей капельницы – она злилась, полагая, что до сих пор находится дома, не понимая, кто эти люди и из каких соображений они хотят проколоть ей вену. Лена отбивалась как могла, она ругалась, и гнев ее был даже сильнее страха.

Теперь же Лене было очень стыдно за свое поведение. Ей объяснили, что психическое расстройство, по вине которого она очутилась здесь, было вызвано злоупотреблением алкоголя. Лена верила. Она была напугана так, что твердо решила прекратить, осознав весь ужас того, куда она сама себя завела. Другие люди, находящиеся здесь, сходили с ума не по своей вине – она же загнала себя в пучину сумасшествия самостоятельно. Как глупо, как нелепо!

Лена оказалась вполне приятным в общении человеком, чего нельзя было понять по тому, как она вела себя в первой палате, демонстрируя грубость и амбициозность. На тему своей болезни она говорила неохотно – ей было очень стыдно, но все же говорила, что показывало ее намеренность изменить свою жизнь и справиться со своим недугом. И Лера верила, что Лена справится.