Лабиринты сознания

Медицина знает много о провалах памяти, раздвоении личности, при которых человек не может вспомнить, что с ним происходило в тот или иной момент. Шизофрения, о которой я ни черта не знаю, но уверен, психиатры многое о ней могут рассказать, от чего станет не по себе. И много других психических заболеваний.

Мозг - самая неизведанная часть человеческого организма! Так почему он не мог проявить по отношению ко мне черный юмор?!

Лейтенант взял со стола гелиевую ручку. Я терпеть не могу эти гелиевые ручки, поэтому мне сразу бросился в глаза заголовок, который он написал на листе - «Протокол».

- Хотите что-нибудь рассказать органам милиции или будете продолжать настаивать на своей нелепой истории про друзей с их необычным чувством юмора? - спросил лейтенант, практически не отрывая глаз от протокола, в который заканчивал вписывать мои данные.

Конечно, мне хочется рассказать многое. Пожаловаться, или даже попросить о помощи, но боюсь своими откровениями я только усугублю свое положение.

В ответ я только закачал головой, давая понять, что ничего не хочу добавить к уже сказанному.

- Хорошо, напишем твою байку. Мне же проще, меньше писанины, а там пусть следствие тобой занимается, - вернулся к фамильярности лейтенант.

Он закончил истязать, этот проклятый клочок бумаги, именуемый «протоколом», поставил внизу дату и свою подпись. Затем пододвинул его мне и развернул так, чтобы я мог прочитать написанное в нем.

- Ознакомьтесь и подпишите, - прокомментировал свои действия лейтенант, протягивая мне гелиевую ручку.

Я быстро прочел содержание протокола. Ничего лишнего лейтенант в него добавлять не стал. Кратко изложил то, что я успел нафантазировать о дне рождения, которое закончилось для меня пробуждением в парке и плавно перетекло, вернее, переехало в вагоне метро в отделение милиции.

Я автоматически взял предлагаемую мне ручку, и хотел было подписаться под этой ахинеей, которую сам и выдумал, но не стал этого делать, понимая, что тем самым запутаю не только следствие, но и себя самого, а мне так хочется, чтобы в моей голове хоть немного упорядочилось.

Я положил ручку на стол, тем самым демонстрируя свой отказ от того, чтобы заверить своей подписью написанное в протоколе.

Лейтенант ехидно улыбнулся.

- Странно, что Вы не хотите подписать. Здесь все записано с Ваших слов, ничего лишнего, - протянул он с издевкой, - ну и ладно, Ваше право. Хотя, как известно, чистосердечное признание не освобождает от уголовной ответственности, но взывает к лояльности со стороны судей.

Я никак не отреагировал на это злорадство. Я ни на что не реагировал. У меня не осталось сил ни на какие реакции вообще в принципе.

Я не вижу себя в зеркале, но если мое внутреннее состояние хоть в десятой части проявилось на лице, то я сейчас бледный как моль, с пустыми глазами, в которых ничего нельзя прочесть кроме обреченности.

На это обратил внимание и лейтенант. Улыбка сошла с его лица. Осознав то, что его шутки не уместны, он посмотрел на меня с откровенной жалостью, что казалось абсолютно ему не свойственно.

- Старшина, посади его в клетку. Пусть отдохнет там до приезда конвоя. А ты, сержант, можешь идти на пост, - отдал приказы своим подчиненным лейтенант.

Я вошел за решетку, отделявшей чуть меньше половины комнаты, в которой мы находились. Старшина захлопнул калитку снаружи. Попросил просунуть руки между прутьями, из которых была сделана эта клетка, для того чтобы снять наручники.

Я сел на скамейку, облокотился на стену и закрыл глаза. Надежда умирает последней, вот и я все еще рассчитывал на то, что в какое-то мгновение, все тем же загадочным способом, окажусь где-нибудь в другом месте, и там будет лучше и спокойней. Хорошо, если это будет моя квартира, где я заварю себе кофе и с облегчением вздохну: «Мой дом - моя крепость!»

Со мной в кабинете остались лейтенант и старшина, которые обсуждали между собой - насколько вероятно, что я кого-нибудь убил или может быть просто вышла ошибка. Они, в силу профессиональной привычки, начали выдвигать версии, но, в итоге, обоюдно склонились к мнению, что я невменяемый, и прибил кого-то в очередном припадке агрессии, который был вызван каким-то психическим заболеванием.

Но я их уже почти не слышал. Под их монотонный бубнеж я уснул.

ГЛАВА 7

Проснулся от оживления, которое возникло вокруг меня. Глаза еще закрыты, но понимаю, что вновь вернулся к мучительной реальности (если допустить, что это и есть реальность). Страшно размыкать веки, чтобы увидеть, где я, с кем и в чем. Сон, который казалось длился считанные секунды, не подарил новых сил. Я чувствовал дикую усталость, головную боль и моральное изнеможение.

Глаза резко открылись сами собой от внезапно возникшего глухого металлического стука. Я в той же клетке при милицейском участке, но наш коллектив пополнился еще двумя сотрудниками милиции.

Прибыл конвой, чтобы меня доставить в другой казенный дом, где моя увлекательная история будет разбираться более детально и с большим энтузиазмом, чем проявил ко мне лейтенант.