Лабиринты соблазнов

Мила поднялась и, превозмогая головокружение, отправилась на поиски кабинета. Дядюшка, высокий седой старик, сидел в большом уютном кресле возле камина и, чуть прищурившись, смотрел на огонь. Его голубые глаза словно застыли на какой-то одной точке, выдавая состояние задумчивости и отрешенности. На его коленях лежала раскрытая книга.

Приветствие Милы он оставил без внимания. От поцелуя, с которым она было к нему наклонилась, и вовсе увернулся, недовольно отмахнувшись, как от надоедливой мухи, и только указал пальцем на кресло возле себя.

– А я мириться приехала. – Мила вздохнула. – Прости, я была неправа! Во всем. Ну правда, я очень-очень раскаиваюсь! Что мне сделать, чтобы ты простил меня?

– Ничего мне от тебя не нужно! Все, что могла, ты сделала.

– Я всегда считала, что пока человек жив, он в состоянии исправить свои ошибки. Поздно бывает, когда человек умер. Или я тоже для тебя умерла? Тогда, конечно, я явилась слишком поздно. А может, лучше все-таки поздно, чем никогда? – настаивала Мила.

Дядюшка сидел, насупившись и сердито уставившись в камин невидящим взором. Он решительно не хотел ни разговаривать с Милой, ни мириться. Видимо, так сильно она обидела его в последнюю встречу, что он теперь и знать-то ее не хочет.

– Дядюшка, ты, кажется, собирался мальчика усыновить из детского дома? – снова сделала попытку Мила. – Я думаю, что это совсем не плохая идея.

– Странно, что ты об этом заговорила. После того как устроила грандиозную истерику и «цыганочку с выходом» на моих старых костях сплясала. До сих пор сердце колотится, никак не успокоится.

– Прости, я была неправа! И вообще я раньше такой дурой была, что вспоминать тошно.

– Я что – сплю?! – с саркастической ухмылкой обратился дядюшка к Миле. – Что это за игру ты со мной, Людмилочка, затеяла? Или еще не протрезвела? Маняша мне рассказала, какой вдрызг пьяной тебя привезли. А может, опять каверзу какую для меня придумала? Или решила соответствующие инстанции заморочить-подкупить, чтобы мне ребенка не отдали? Ты что – честностью и справедливостью вдруг заболела? Или у тебя приступы истерии начинаются и ты решила перед этим как следует поиздеваться надо мной?.. Да ты ли это вообще?! Может, ты вместо себя какую другую Людмилочку прислала, чтобы вывернуть меня наизнанку, наплевать в душу, а затем посмеяться над стариком?

У Милы от такого провидческого заявления даже колени ослабли. И хорошо, что она уже успела сесть в кресло, иначе бы точно свалилась прямо на роскошный ковер.

– Я, наверное, не вовремя приехала, извини! Не буду тебя больше беспокоить. Пожалуй, поеду обратно. Вот уж никогда бы не подумала, что мне будет отказано в покаянии.

– В церковь иди, там кайся! Потому что ты не только перед людьми, ты перед Богом виновата! За то, что творишь с молодыми душами, развращаешь их своей гнилой потребительской философией, словно нехристь какая. За то, что меня, старого и больного дядюшку, своими истериками да скандалами изводишь. Что – никак не дождешься, пока помру? Не переживай, уж немного осталось: еще один сердечный приступ – и ты наследница.

– Скажи, а если у меня никогда не будет детей, ты от меня отречешься?

– Это еще что за разговоры! Может, хватит уже чушь-то молоть?

– Извини! Я думала, ты терпишь меня только как мать твоего будущего внука.

– Час от часу не легче! Да ты в своем уме или как?! Ну не будет у тебя дитя – и что? Значит, так Богу угодно. Возьмем мальчонку из детского дома… Хотя я уже и не знаю, как лучше поступить. Вот съездил опять, поглядел на деток и понял, что совершу большую ошибку, если сделаю это. Все они считают меня своим дедушкой. А если я только одного заберу, другие возненавидят меня, сочтут предателем. За то что не их выбрал. Они все мне дороги. И каждому я помогу устроиться в этой нелегкой жизни, никого не обижу. Так пусть я останусь дедушкой для них для всех, а не для кого-то одного. Их у меня целых три детских дома. И не могу я обидеть всех, выбрав только одного. А так – все довольны… Они ведь мне письма пишут, секретничают со мной, дедушкой называют. И я им отвечаю. Будет теперь кому наследство оставить после моей смерти… Чего притихла? Намерения мои тебе не нравятся?

– Просто слушаю.

– С каких это пор ты меня слушать-то начала? Чудеса в решете, да и только!

– Начиная с сегодняшнего дня, теперь буду слушать всегда. Так что там с детками?

– Странная ты сегодня какая-то, будто сама не своя. Случаем, не заболела? А то, может, доктора?

– Да здорова я, здорова! Ты рассказывай.