Лабиринт

Они откровенно нарушали условия сдачи. Если их обнаружат, немедленно последует жестокая кара. Элэйс не сомневалась в этом. Пещера, где они прятались, была неглубокой — просто впадина под камнями, у самой поверхности. Вздумай солдаты тщательно обыскать крепость, их мгновенно найдут.

Подумав о дочери, Элэйс закусила губу. Ариф в темноте нашел и сжал ее руку. Кожа у него была сухая и шершавая, как песок пустыни.

— Бертрана сильная, — заговорил он, угадав, что ее мучило. — Вся в тебя, да? Она выдержит. Скоро вы будете вместе. Ждать не долго.

— Но она еще ребенок, Ариф. Слишком мала, чтобы видеть такое. Как ей должно быть страшно…

— Она храбрая, Элэйс. И Сажье тоже. Они нас не подведут.

«Если бы знать наверное, что ты прав…»

В темноте сердце ее разрывали сомнения и страх перед будущим. Элэйс сидела с сухими глазами, дожидаясь, пока пройдет этот день. Неизвестность была невыносима. Ее преследовало воспоминание о побледневшем, белом личике Бертраны.

И крики Bons Homes звучали в ушах еще долго после того, как замолчала последняя жертва.

Черное облако едкого дыма грозовой тучей нависло над долиной, погасив день.

Сажье крепко держал Бертрану за руку. Они вышли из главных ворот, покинув крепость, которая два года была для них домом. Он запер боль глубоко в сердце — там, куда не могли добраться инквизиторы. Сейчас нельзя было горевать о Риксенде, нельзя было бояться за Элэйс. Его делом было оберегать Бертрану и вместе с ней добраться в Лос Серес.

Инквизиторы расставили свои столы под самым склоном и готовы были взяться за дело прямо в тени костров. Сажье узнал среди них Ферье — человека, заслужившего ненависть и отвращение всей округи своей стойкой приверженностью духу и букве церковного закона. Рядом стоял инквизитор Дуранти, внушавший не меньше страха.

Сажье крепче сжал ручку Бертраны.

Спускаясь на пологую площадку, Сажье заметил, что пленников разделяют. Стариков, мальчиков-подростков и солдат гарнизона направляли в одну сторону, женщин и детей — в другую. Бертране придется предстать перед инквизиторами без него.

Девочка что-то почувствовала и испуганно заглянула ему в лицо:

— Что там? Что они с нами сделают?

— Они будут допрашивать мужчин и женщин порознь, — объяснил он. — Не бойся. Отвечай на вопросы. Держись смело и не уходи никуда, пока я за тобой не приду. Никуда и ни с кем, понимаешь? Ни с кем, кроме меня.

— А о чем они будут спрашивать? — жалобно спросила Бертрана.

— Как зовут, сколько лет… — Сажье еще раз повторил ей все, что девочка должна была помнить. — Что я сражался в гарнизоне крепости, им известно, но нас с тобой в их глазах ничто не связывает. Спросят об отце — говори, что ты его не знаешь. Риксенду назови матерью и тверди, что всю жизнь провела в Монсегюре. Что бы ни случилось, ни слова о Лос Серес. Ты все поняла?

Бертрана кивнула.

— Умница… — Чтобы ободрить ее, Сажье добавил: — Когда я был не старше тебя, бабушка часто посылала меня с поручениями. Она повторяла все по нескольку раз, так что я запоминал слово в слово.

Бертрана слабо улыбнулась:

— Мама говорит, у тебя ужасная память. Говорит, как решето.

— Она права, — улыбнулся он и снова стал серьезным. — Еще они могут спрашивать тебя про Bons Homes и во что ты веришь. Отвечай правду. Тогда ты не попадешься на противоречиях. Что бы ты ни сказала, им это и так известно. — Помолчав, он добавил напоследок самое главное: — И ни слова об Арифе и Элэйс.

У Бертраны выступили слезы на глазах.

— А если солдаты обыщут крепость и найдут их? — спросила она. — Что, если их найдут?

— Не найдут, — поспешно уверил ее Сажье. — Помни, Бертрана, после того, как инквизиторы тебя отпустят, никуда не уходи. Я вернусь за тобой, как только смогу.

Сажье едва успел договорить, когда стражник подтолкнул его в спину, направляя к деревне под холмом. Бертрану увели в противоположную сторону. В деревянном загоне, куда его втолкнули, Сажье увидел командира гарнизона, Пьера Роже де Мирпуа. Он уже прошел допрос. Сажье увидел в этом обнадеживающий признак. Подобная любезность могла означать, что условия сдачи не собираются нарушать и с пленниками будут обращаться как с военнопленными, а не как с преступниками.

Он присоединился к толпе солдат, ожидавших вызова. Каменное кольцо Сажье заранее снял с большого пальца и спрятал под одеждой. Без него он чувствовал себя, будто голый. С тех пор как Ариф двадцать лет назад передал ему кольцо, Сажье носил его, почти не снимая.

Допрос велся в двух палатках одновременно. Монахи братства держали наготове желтые кресты, чтобы пришить их на спины тем, кого уличили в братании с еретиками, после чего пленников, как скотину, перегоняли в другой загон. Ясно было, что никого не отпустят до тех пор, пока все, от старика до последнего мальчишки, не будут допрошены. Это могло затянуться не на один день.

Наконец Сажье дождался своей очереди. Его впустили в палатку без охраны. Он остановился перед Ферье и молча ждал.

Восковое лицо следователя было бесстрастным. Прежде всего он спросил Сажье об имени, возрасте, месте рождения и чине. Гусиное перо скребло по пергаменту.