Лабиринт Ванзарова

– На углу Вознесенского и Казанской остановился и говорил с городовым.

– Зачем?

– Филер услышать не мог, но видел, как городовой отвел его в середину улицы, где объект наблюдения что-то поднял из снега и передал городовому. Филер уверен, что это была финка.

– Финка? – переспросил Пирамидов, сбитый с толку. – Сунул руку в снег и нашел нож? Он ясновидящий, что ли?

– Не могу знать, – ответил Филиппов. Старший филер не любил домыслы, потому что привык иметь дело с сухими фактами. Размышляют пусть господа офицеры. – После чего объект наблюдения пришел в дом на Садовой улице, где снимает квартиру, и до утра не отлучался. Отчет по нынешнему дню представлю завтра…

– Отличная работа, – заставил себя выразить благодарность полковник. Он злился, что хваленые московские филеры упустили главное: с кем у Ванзарова состоялась секретная встреча. То, что встреча была сугубо тайная, сомневаться не приходилось. Полковник отметил, что филеры занялись объектом наблюдения до того, как были переданы под его начало. Значит, шеф что-то подозревает, тревожится. Что-то недоговаривает…

В кабинет начальника охранки вошел ротмистр Мочалов. Судя по волнению, которое он не слишком скрывал, случилось нечто чрезвычайное. Опять какой-то сюрприз свалился на голову.

– Что вам, Николай Илларионович? – спросил Пирамидов, ожидая неприятностей.

Ротмистр доложил.

В первые мгновения полковник не мог поверить услышанному. Помощник его был трезв и подтянут. Сойти с ума не мог. Оставалось принять самое невероятное. Не иначе чудо случилось под праздник.

– Свободны, Филиппов, – отдал он приказ, и когда филер исчез, спросил: – Уверены, ротмистр?

– Так точно, никаких сомнений.

– Что ж… Раз так… Приглашайте. Посмотрим на загадочное явление.

38

Загадки, ребусы, шарады пристав не любил. В газетах и журналах пропускал подобные развлечения. Считал глупостью, недостойной солидного человека. К делам, которые открывались по участку, Хомейко относился с простотой: виноватого назначал сразу, ошибок не замечал. Только дело купца Морозова сбило с толку. Можно сказать, сам кашу заварил, отказавшись оформить самоубийство. Не без важной причины, конечно, изменил правилам, теперь придется расхлебывать.

Появление в участке чиновника сыска пристав встретил радушно. Согласился проводить в магазин и самолично сорвать печать. Куда деваться, если сам предложил делать осмотр, сколько влезет. По дороге на Апраксин рынок Хомейко пытался завести разговор. Ванзаров отвечал односложно или молчал. Разговора не вышло.

Зимний день окутывал ранними сумерками. В лавках еще торговали, но уже зажгли освещение. Они подошли к корпусу Козлова. Ставни на окнах магазина антикварных вещей были закрыты.

– Николай Иванович, вы сказали, что опечатали, – Ванзаров указал на ничем не обремененную дверную ручку.

Хомейко нахмурился.

– Так точно, лично опечатал. Наверное, шалуны сорвали, много тут затейников, – он попытался шагнуть к двери, но был остановлен жестом ладони.

Ванзаров подошел к ступенькам, смахнул снег и поднял веревку с сургучной печатью. Веревочное кольцо было разрезано, печать не тронута.

– Ваше?

Возмущение пристав излил клокочущим звуком.

– Вот негодяи… Узнаю, кто озорничает, засажу на пять суток.

Передав приставу бесполезную веревочку, Ванзаров коснулся дверной ручки и легонько потянул. Дверь поддалась. Смазанные петли не скрипнули.

– Ах, ты ж… – начал возмущаться Хомейко, но Ванзаров приложил палец к губам.

Пристав затих. Чиновник сыска расширил проем настолько, чтобы пролезть бочком, и протиснулся, как кот, который подбирается к мышке.

Николай Иванович растерялся: в такой ситуации бывать ему не приходилось. Придержав дверь, он сунул голову внутрь и увидел, как Ванзаров крадется к прилавку, за которым виднелась плюшевая гардина, скрывавшая вход в конторское помещение. Было темновато, но пристав готов был поклясться: ткань шевелилась сама собой, будто привидение. Он зажмурился, потряс головой и посмотрел снова. Гардина затихла, около нее уже находился Ванзаров. Чуть пригнувшись, он отвел в сторону плюшевую помеху и сделал бросок. Раздался испуганный крик, высокий и пронзительный. Хомейко не испугался, сообразил, что случилось. Распахнув дверь, вошел как законный представитель полицейской власти. Ванзаров вывел женщину в черном полушубке, держа за локоть, который был приподнят, как крылышко. Бедняжку скособочило, она жалобно постанывала.

Пристав не знал жалости.

– Как это понимать, мадам Морозова? – вопросил он строжайшим тоном.

– Николай Иванович, голубчик, спасите, – молила преступница, которую повели на расправу.

Ванзаров выпустил пойманную. Мучить женщин он считал невозможным. А силу применять исключительно при попытках его женить.

Мадам Морозова принялась тереть больное место и охать.

– Жду ответа, – напомнил пристав.

– Ах, оставьте… Мне больно… Что за зверские манеры, господин Ванзаров… Напал, как коршун.

– Как вы тут оказались, мадам Морозова? – не унимался Хомейко.

– А что такого? Зашла в магазин, проверить, как тут обстоят дела… Мало ли что…

– Магазин был опечатан, входить воспрещено.