В муфте прятался крохотный браунинг. Она прикинула: приложить муфту к затылку, будто обнимает и одаривает поцелуем. Маленькая пулька пробьет черепную кость, войдет в мозг. Лихач умрет, охнуть не успев. Будет сидеть на козлах, пока не обнаружат. Выстрел неслышный. Слишком много лихач знает, слишком много видел того, чего не полагается. Нет, риск слишком велик: швейцар посматривает, из Исаакиевской аптеки и парикмахерской люди выходят. Надо было заехать в пустое место, хоть на Обводный, и там… Может, так и сделать, пока не поздно? Нет, поздно, сани приметные, швейцар запомнит. Надо было лихача раньше кончать. Стрельнуть сзади и выпрыгнуть на малом ходу. Лошади далеко бы увезли…
Она улыбнулась, даря лихачу жизнь.
Не знает, глупый, как ему повезло. Не знает, какой подарок судьба ему поднесла…
А может, все-таки всадить пулю? Сани тронутся, и понесут его кони…
Соблазн велик…
Тройка сорвалась с места. Бубенцы затянули серебряную песнь.
Швейцар с поклоном открыл даме парадную дверь.
Холл гостиницы 1-го разряда наполнял дух праздника. Она привычно осмотрела диваны и кресла, затянутые красным плюшем, редких гостей, куривших за столиками с газетами, и пальмы. Опасности и филеров нет. Фигуру, которая бросилась к ней, заметила, как только та вскочила с кресла.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она.
– Часа два тебя дожидаюсь, Ариадна, – проговорила подбежавшая барышня, будто запыхавшись. Из-под шапочки выбивались огненно-рыжие локоны.
Взяв ее под руку, Ариадна отвела к дальнему дивану, прикрытому лапами пальмы, усадила, спросила, что произошло.
– Нас опередили… Один человек совершил опыт… Он погиб… Ко мне обратилась полиция… Я была так взволнованна, что наговорила лишнего…
– Полиция? – переспросила Ариадна. – Как они могли найти тебя?
– Он пришел в «Ребус», дурак Прибытков указал на меня, чтобы дала консультацию. Этот Ванзаров из сыска страшный человек…
Перышко на шапочке дрогнуло, указывая, что его хозяйка взволнованна.
– Ты ничего не путаешь, Гортензия? Тебя точно допрашивал Ванзаров?
– Не путаю… Его Прибытков представил… Он не допрашивал… Разговаривал… Но лучше бы допрашивал… Я проговорилась и про узел Целльнера, и прочее… Пугала его, как могла, он не поверил…
– Нехорошо, очень нехорошо, – в раздумьях проговорила Ариадна. – Но, как понимаю, не все дурные новости.
Гортензия согласно покивала.
– Зеркало разбито…
Не выразить чувств Ариадне стоило больших усилий. Нельзя показать слабость перед рыжей глупышкой.
– Постой… Ты хочешь сказать…
– Да! Да! Да! Я была у Полины, она подтвердила. Сказала, что муж погиб и зеркало разбито. Выгнала меня, сказала, что у нее будет важный гость… Сама в траурном платье, а уже мужчину ждет… От нее сразу к тебе приехала… Села дожидаться…
Красивая девушка умела быстро соображать. Она сложила уничтоженное зеркало и Полину в платье вдовы, сделав единственный вывод:
– Значит, проводил опыт муж Полины?
– В том-то и дело! – Гортензия схватила ее за руку. – Он пытался совершить переход… Сам погиб и зеркало погубил… Откуда мог узнать? Ведь безграмотный купец… Я просила Ванзарова отвезти меня на место, чтобы убедиться, что разбито именно венецианское зеркало, но получила решительный отказ… Что нам теперь делать?
С такой новостью было трудно совладать.
– Постой, – проговорила Ариадна в задумчивости. – Но как это возможно? Почему он погиб? Нас уверяли, что переход совершенно безопасен…
– Как оказалось, нет… Сведения были неверны…
– Ты уверена, что Морозов занимался не домашним колдовством?
Гортензия издала жалобный стон.
– Ванзаров нашел дощечку… К счастью, без узелков… Показал мне, не понимая, что к нему попало.
– Но ты ему объяснила. Теперь он знает… Чудесно…
– Прости… Прости… Прости… Я не хотела, не знаю, как так вышло… Будто под гипнозом все ему выложила… Он страшный человек, – закрыв лицо ладонями, Гортензия вздрагивала от неслышных рыданий.
Плакать Ариадна не умела. Она пыталась осознать, насколько велика катастрофа. Размыслив, сочла, что еще не все потеряно. Старинное зеркало не вернешь. Значит, будет другое. Сейчас есть дела поважнее.
Сунув Гортензии платочек, Ариадна приказала успокоиться, ехать домой, ждать вестей. Об остальном позаботится она.
Заботясь о душевном здоровье пациентов, прочими удобствами их не баловали. Четкий распорядок дня и правила поведения больных подкреплялись строгостью обстановки. В лечебных целях, разумеется. Потому отличие больницы от тюрьмы было не слишком заметно тому, кто побывал и там, и там. Здесь имелось даже тюремное отделение для тех, кто попал под судебное разбирательство, и присяжные требуют выяснить: подозреваемый порубил жену топором, потому что умалишенный или хитер?