– Что вы говорите, коллега? Ну надо же… Трудно поверить, – сообщил Ванзаров, будто близкому приятелю. – А мы как раз с Сергеем Николаевичем обсуждали: как доктор Охчинский может побороть недуг. К нему кто-то заходил?
– Посещения доктор Успенский строжайше запретил. Да и я на сестринском посту дежурил.
– Но ведь медицинская сестра заходила с уколом? – наугад спросил Ванзаров, не вполне представляя, что дают больным по утрам. Его общение с психиатрией напоминало беспощадный бой.
Санитар мотнул головой, похожей на чугунное ядро.
– Доктор Успенский назначения отменил. Потребовал полный покой.
– Завтраком хоть Константина Владимировича накормили?
– Сергей Николаевич сам с ложечки бульоном кормит, не доверяет, – печально добавил санитар.
– Да, коллега, методика верная, – сказал Ванзаров, подумав, что быть доктором не слишком сложно: главное назваться. Немного уверенности, спокойствия и многозначительный вид. Остальное больные сами додумают. – Что же доктор Охчинский закричал? Как обычно?
– Как сказать, – санитар замялся, не зная, что означает «как обычно». – Вопил: «Это что такое! Как понимать! Безобразие!»
Ванзаров покивал самым многозначительным образом.
– Ну, конечно, этого следовало ожидать. Пора, пора, пройду в палату, помогу Сергею Николаевичу.
Санитару не хотелось держать такого приятного господина, но нарушать приказ Успенского – того меньше.
– Прошу простить, доктор приказал никого не впускать, – сказал он, словно жалея, что вынужден проявить такую невежливость.
– Все верно, коллега, посторонних нельзя пускать, – ответил Ванзаров и похлопал санитара по плечу. Мышцы трицепса были каменные. – Ко мне это не относится.
– А вы кто будете?
– Консультант по вопросам гипнотического воздействия, – Ванзаров легонько поклонился и, оттиснув санитара, проник в палату и захлопнул дверь.
Комната мало походила на больничную обитель. На окнах нет решеток, вместо лампочки в клетке висела небольшая люстра, стены оклеены бумажными обоями в мелкий цветочек. Имелась настоящая кровать с толстым матрацем, а не больничная панцирная, столик и два стула. На смятом одеяле в больничной пижаме восседал Охчинский, сложив ноги по-турецки. Взгляд его был чист и разумен. А вот взгляд Успенского не сулил ничего хорошего.
– Вам что здесь? Выйдите! – бросил он.
Ванзаров пропустил мимо ушей.
– Доброе утро, Константин Владимирович, – сказал он с поклоном. – Как себя чувствуете?
– А, Ванзаров! – обрадовался Охчинский как старому приятелю или вернувшемуся пациенту. – И вы здесь? Благодарю, отлично… Как у вас шрамы быстро зажили и волосы отросли… Просто чудо…
– Господин Ванзаров, прошу вас, – порыв Успенского разбился о гранитный взгляд чиновника сыска. «Как волна без надежды бьется о причал» – написали бы в пошлом романчике, не в нашем, конечно. – Делайте, что хотите…
Отчаянно махнув, Сергей Николаевич отошел к столу, уселся, подперев щеку кулаком. Без психологики было ясно, как он зол, сердит, раздосадован, что грубые личности смеют влезать в тонкий мир психиатрии. Возможно, он пожалел, что Ванзаров отделался шрамами, когда попал в лапы психиатрии. Но это осталось в тайниках его души.
– Константин Владимирович, как вы тут оказались? – продолжила грубая личность.
Охчинский игриво подергал плечами.
– Сам не пойму! – весело ответил он. – Наверняка розыгрыш коллег… У нас была врачебная конференция, что-то мне заснуть захотелось… Так они вот что устроили: одели меня в больничное и уложили в палату. Ах, шутники! Так ведь, Сергей Николаевич?
Доктор шутливо пригрозил Успенскому. Тот отвел глаза.
– Уж такие шутники, – согласился Ванзаров. – Сколько же вы проспали?
– Видно, всю ночь провалялся, жена беспокоится, надо домой заглянуть, – Охчинский попытался встать, но его шатнуло. – Ох, что-то я без сил…
– Сидите уже, Константин Владимирович, – подал голос Успенский. – Успеете домой. Я записку послал вашей супруге, она не волнуется.
– Спасибо, Сергей Николаевич, – Охчинский привалился к стене. – Что-то я не вполне в силах… Какое у нас сегодня число?
– А вы как думаете?
– Ну, коллега, вы меня как больного спрашиваете… Хорошее же… Сегодня 1 ноября. Довольны? То-то же… Скоро декабрь, Рождество, Новый год… На «гуся» получим… Повеселимся на праздниках… Да что вы такие мрачные, господа?
– Сергей Николаевич, позвольте, отниму буквально пару минут, – извинительным тоном обратился Ванзаров.
Успенский рукой махнул: уже все равно дров наломали.
– Константин Владимирович, много лет назад у вас был пациент по фамилии Чухонцев, помните?
Охчинский сложил на груди руки в больничной пижаме.
– Как не помнить… Бывший коллега, можно сказать…
– В отношении него полиция наводит справки. Мне необходимо знать: что с ним случилось? Какого рода была болезнь? Факты не попадут ни в один протокол, врачебная тайна не будет нарушена.
Охчинский оборотился к Успенскому.
– Как быть, Сергей Николаевич?
– Господин Ванзаров не отвяжется, – ответил тот. – Дело прошлое, за давностью лет можно считать забытым…