Лабиринт тайных книг

Прохладный рассветный воздух бодрит, но в сознании Раймона неотвязно присутствуют два образа: распростертый на земле окровавленный человек и суровый взгляд зеленых глаз инспектора.

11 12 марта 1971 года. Париж Конец света

Сидя в баре «Александр», Джим потягивал двойной виски и ждал. Он ждал Пам и вспоминал о своей комнате в отеле «Георг V» и о только что выложенных из чемодана вещах. Он привез из Лос-Анджелеса совсем немного одежды, книги, две бобины своих фильмов, кассеты, подборки стихов, дневники, несколько фотографий и книгу, которую ему доверила Анн. Все, что для него было важно. Немного. Когда в Лос-Анджелесе он выбирал то, что хотел взять с собой, оказался удивлен, как мало ему действительно нужно.

Ему необходима была только Памела.

Он искренне и сильно жалел лишь об одном: нельзя взять с собой собаку, верного Платона. Он чувствовал себя предателем. Сейчас ему так хотелось поиграть с псом, почувствовать его тепло и привязанность! Платон — единственное, что еще по-настоящему соединяло их с Пам, совместная ответственность за жизнь дорогого существа, о котором нужно заботиться, содержать и кормить. Джим успокаивал себя, что оставил друга в надежных руках и снова увидит его.

Следовало начать все заново в другом городе. Он устал от бесцельного шатания по пляжам Калифорнии, от бильярда, от пьянства, от кокаина, от обязательного посещения всех знаменитых мест, где собиралась золотая богема американской и международной рок-музыки и хиппи.

В Париже, может быть, будет достаточно стихов и кино, чтобы выжить. Даже музыка не интересовала его так, как прежде. Она слишком привязывала к внешнему миру, ставила в зависимость от других, заставляла выполнять их желания. Да, скоро он собирался объявить Рэю, Робби и Джону, что больше не будет петь. Они вряд ли поймут это, но он чувствовал, что назад пути нет. Джеймс Дуглас Моррисон, настоящий Джеймс, уже переселился в Париж — мировой центр культуры, молодежного движения, нетерпимого ко всему застывшему и старому, открытого поискам новых идей и нового образа жизни. И ему хотелось участвовать во всем этом по-настоящему.

Джим попросил еще виски. Пам все не было.

Бар «Александр» находился напротив отеля «Георг V». Но номер, откуда Памела позвонила, требуя мчаться к ней, быть рядом, оказался пустым. И, вероятнее всего, уже несколько дней. Джим знал, что она сейчас с другим, с Жаном, но не ревновал, не мог себе позволить такого после того, что сделал с ней. Невозможность возвращаться к Пам каждый раз, когда необходимо, оказалась для него непереносимой. Пам была его тихой гаванью, его спасением, его единственной надеждой. Но сейчас его девочка выросла.

Еще один виски, и еще, и еще.

Взгляд становился туманным. Джим открыл свой дневник на чистой странице и записал:

«Последние слова, последние слова — конец».

Она все не шла. И больше не придет. А без нее — это конец. Конец света.

Он возвратился в гостиницу, повторяя про себя эти строчки. Чтобы успокоиться, стал убеждать себя, что она вернется, как обычно, что он снова покорит ее и что они опять, как прежде, переживут те чувства, которые так бездумно растратили. Да, это логичный конец для слишком пылающего пламени — погаснуть, но затем получить новую порцию кислорода и вспыхнуть еще сильнее, чтобы сгореть дотла. А что будет с французом, с которым она уехала? И Джим увез бы ее — в какое-нибудь волшебное и экзотическое место, как их любовь. В атмосферу, какую она любила, чтобы исполнить любое ее желание, в том числе ее ненасытное чувство эстетики.

Может быть, в Марокко. «Spanish Caravan»:[8]«Забери меня, испанский караван, я же знаю, ты можешь… Я должен видеть тебя вновь и вновь».

Прежде чем мир кончится, прежде чем наш мир кончится.

12 27 августа 2001 года. Париж, галерея Раймона Сантея Я ждала вашего звонка, мадам Прескотт

— Раймон, это я.

Мой голос мгновенно выводит Раймона из состояния оцепенения, в котором он пребывает с момента возвращения домой, опустошенный после бессонной ночи в полицейском участке.

— Откуда ты звонишь?

Возможно, что его домашний телефон, как и мобильный, уже прослушивают и он боится, что меня могут легко обнаружить там, откуда я звоню.

— Из телефона-автомата У меня ничего нет: ни сумки, ни мобильного.

— Да, я знаю.

В голове Раймона молнией мелькает мысль: теперь он знает, что нужно делать.

— Извини, но сейчас мне нужно срочно звонить Дениз, моей ассистентке.

Он бросает трубку, чем повергает меня в шок: я ожидала, что Раймон предложит помощь или хотя бы спросит, в каком я состоянии, где и как провела ночь. Он же лишь сообщает мне, что должен звонить Дениз. Что ему нужно сказать ей такого срочного? Что вообще может в данный момент быть важнее моего положения, безнадежного и абсурдного?

Похоже, я ошиблась в Раймоне, он думает, что я в самом деле убийца, и не хочет связываться со мной. Это очень странно.

Но в следующий момент меня осенило!