Я кивнула и придвинула к себе тарелку, глубоко вдыхая необычный аромат, не дающий даже намёка на то, что передо мной за блюдо – это горячее, или десерт, или салат, ни малейшего понятия. И ещё я не представляла, каким образом это есть, приборов на столе не было. Я неуверенно посмотрела на Алана, который выгрызал креветочный хвост из панциря, нырнув туда всем лицом и держа его двумя руками, поймал мой взгляд, немного смутился, но тут же улыбнулся с беззаботным видом:
– Здесь едят руками, не стесняйся.
– Тогда я хочу вымыть руки, – осторожно шепнула я, глядя на Алана, облизывающего соус с пальцев. Он указал глазами в сторону комнаты, я встала и пошла искать уборную.
Когда за мной закрылась балконная дверь, я осмотрелась чуть более трезвым взглядом – это была спальня, с огромной кроватью, и я здесь была с мужчиной, только вдвоём. Долгие годы воспитания внутри меня вопили, что я веду себя ужасающе неосмотрительно, и что моей репутации теперь точно конец. Я прислушалась к своим ощущениям и решила, что мне наплевать. Может быть, это из-за того, что естественный отбор лишил меня страха, может быть, из-за письма от мамы, которое принесло хорошую новость, которой я оказалась совершенно не рада.
Прохладный паркет касался моих босых ног, я шла по спальне шаг за шагом, и представляла, что я в пути, не там и не здесь.
Наслаждаться путешествием и не думать о том, что он сойдёт на маленькой станции посреди ночи, а я поеду дальше, и найду его фото в журнале, и буду ненавидеть его за ложь и себя за доверчивость.
Я прошла через спальню, открыла маленькую дверь, за которой была пустая гардеробная с сиротливой курткой Алана на вешалке. За следующей дверью нашлась сверкающая чистотой ванная комната, блестящие краны, большое зеркало. Я включила свет и увидела в отражении себя – растрёпанные ветром волосы, часы Алана над локтем, надпись на груди: «Почувствуй дух юности».
Я вымыла руки, умылась, переплела косу и почувствовала себя лучше.
Когда я вернулась за стол, Алан успел доесть своего моллюска и поглядывал на моего, я придвинула ему тарелку и шепнула:
– Приятного.
– Ты даже не попробовала, – не особенно настойчиво возмутился он, придвигая тарелку поближе, я улыбнулась:
– Ты отковыряешь мне кусочек.
Он рассмеялся и с хрустом разломил панцирь руками, пальцами оторвал кусок мяса, макнул в соус и протянул мне, я взяла и отправила в рот, на вкус было очень странно, но интересно. Дожевав, я придвинула себе тарелку Алана, на которой он оставил пустой панцирь и гарнир, взяла ломтик чего-то яркого и тоже попробовала – оказалось очень кисло, потом резко стало сладко, Алан смеялся с набитым ртом, а я пыталась это прожевать и не рассмеяться. Немного перевела дух и взяла следующий ломтик, эмоций опять было море.
Алан доел свой креветочный хвост и тоже попробовал фрукты, стал рассказывать, как они называются, где растут, с чем их обычно едят. Мы опустошили тарелки, вылизав даже соус, и пошли вместе мыть руки, это было странное ощущение, находиться в ванной с кем-то вдвоём.
Когда мы вернулись на балкон умытые и уставшие от смеха, Алан указал на какую-то странную конструкцию из верёвок и предложил:
– Сядем?
Я понятия не имела, как в этом можно сидеть, оно выглядело как странноватый арт-объект – натянутая между колоннами сетка, похожая на рыбацкую. Наверное, сомнения отразились на моём лице, потому что Алан опять рассмеялся и сказал:
– Ты никогда гамака не видела, что ли? Это как диван, или качели. Садись, попробуй, – он сел в центр, я с ужасом прислушивалась к скрипу верёвок, пока Алан смеялся над моим лицом, наконец, сказала:
– Это не выглядит надёжно.
– Это надёжно, поверь, здесь синтетические волокна, они крепкие, сюда слона можно посадить, они выдержат.
– А колонны? – я окинула взглядом крепления, Алан рассмеялся громче:
– Мраморная только облицовка, там железобетонный монолит, я следил за строительством на всех стадиях, от фундамента до чистовой отделки, поверь, это надёжно.
– Ты следил за строительством?