Лабиринт смерти

— Соматическая среда обитания — одна из самых реальных, — раздраженно перебил Бабл. — Ее мы получаем самой первой, в момент рождения, а после, когда стареем, когда Разрушитель Формы искажает наш облик и отнимает жизненную силу, мы вновь открываем простую истину: так называемый внешний мир мало что значит, если подвергается опасности наше соматическое существование.

— Вы поэтому стали врачом?

— Все гораздо сложнее, чем обычная причинно–следственная взаимосвязь. Тут предполагается дуализм. Мой выбор рода занятий…

— Эй вы, потише, — рявкнул Глен Белснор, уже несколько часов бившийся над поселковым передатчиком. — Хотите чесать языками, идите на улицу.

Его шумно поддержало несколько человек.

— Бабл, — подал голос развалившийся в кресле Игнац Таг, — вам досталась удачная фамилия. — И разразился смехом, похожим на лай.

— Вам тоже, — бросил Тагу Тони Дункельвельт.

— Тихо! — вскричал красный, потный Глен Белснор, показывая на внутренности передатчика. — Или хрен от гребаного спутника получите, а не инструкции. Если не заткнетесь, сами будете копаться в этой металлической требухе. А я постою в сторонке и посмеюсь.

Бабл резко поднялся, повернулся и вышел.

Он стоял под холодными косыми лучами закатного солнца и неторопливо, чтобы не слишком стимулировать желудочную секрецию, курил трубку.

«Наша жизнь, — размышлял он, — в руках маленьких людей вроде Белснора. Здесь их власть. Страна одноглазых, в которой слепой — король».

«Зачем я сюда прилетел?» — спросил он себя и не получил немедленного ответа. Только вопль смятения поднялся из глубины подсознания, где бродили, жалуясь и стеная, неясные силуэты, точно забытые пациенты благотворительной психиатрической лечебницы. Они теребили Бабла, тянули его в прежний мир, в мерзейшие годы, когда на Орионе-17 он жил с медсестрой Марго, последней из его ассистенток. То был долгий и неэлегантный роман, закончившийся Лутаной трагикомедией — как для него, так и для нее. Она его бросила… или он ее? На самом деле, думал он, все бросают всех в таких ситуациях, когда царит неразбериха и попахивает судом. Мне повезло, я вышел из игры вовремя, довольно легко отделался. Она могла бы доставить уйму хлопот. И доставляла, взять хотя бы серьезную угрозу моему физическому здоровью, одно белковое истощение чего стоит.

Да, кстати, подумал он. Пора принять масло из проростков пшеницы, витамин Е. Надо идти домой. А заодно проглочу несколько таблеток глюкозы, от гипогликемии. Что, если я умру по дороге? Кого это расстроит? Как себя поведут остальные? Понимают они это или нет, но я играю важную роль, я необходим для их выживания. Я им нужен, но они мне нужны ли? Да, в том качестве, в каком нужен Глен Белснор. Значение имеет то, что они способны делать. Важны навыки, требующиеся для поддержания жизни в этом дурацком местечке. Для существования псевдосемьи, которая все равно никогда не станет настоящей семьей. Спасибо за это тем, кто вмешивается извне.

Придется сказать Толчифу и этому, как его… Морли. Скажу Толчифу, Морли и его жене — а она недурна собой — насчет вмешательства извне, насчет увиденного мною здания… Я подобрался к нему достаточно близко, чтобы прочесть надпись над входом. Кроме меня, вроде никто не прочел.

По гравийной дорожке он зашагал к своей квартире. Подойдя, увидел на крыльце домика четверых: Сьюзи Смат, Мэгги Уолш, Толчифа и мистера Морли. Последний говорил, его пузо напоминало огромную паховую грыжу.

«Интересно, чем он питается? — подумал Бабл. — Картофель, жареное мясо, к любому блюду — кетчуп, пиво. Пивного алкоголика узнать проще простого: ноздреватая кожа лица, особенно в местах волосяного покрова; мешки под глазами; одышка. Этот Морли так пыхтит, будто у него водянка. На самом деле почки не в порядке. Ну и конечно, с физиономии не сходит багровый цвет…

Люди, всегда потакающие своим желаниям, вроде этого Морли, совершенно не понимают — не способны понять, — что заливают в свои тела яд. Микроэмболии… Очень опасно для важных участков мозга. Но они, глупцы, не прекращают медленное самоубийство. Это регресс, возвращение в испытательную стадию, предшествовавшую возникновению реальности. Возможно, запоздало срабатывает механизм выживания биологического вида: плохие особи самоуничтожаются, чтобы уступить место хорошим. Их самки достанутся более приспособленным к жизни, более развитым самцам».

Взойдя на крыльцо, он постоял, держа руки в карманах, послушал. Морли во всех подробностях излагал свой теологический опыт. Наверное, просто врал.