— Ничего себе, — бросила она. — Он тебе сказал всего одно слово, и ты вырубился!
— Ну и что? — огрызнулся я.
— Это доказывает, что я был прав, — обернулся Мори к дочери. — Наш симулякр чрезвычайно впечатляет.
— А что он… этот Линкольн, сделал, когда я грохнулся? — спросил я.
— Он подобрал тебя и притащил сюда, наверх, — ответил Мори.
— О, господи, — пробормотал я.
— Но почему ты упал в обморок? — Прис нагнулась и внимательно посмотрела на меня. — Ну и шишка! Ты просто идиот, Луис… Послушайте, там собралась целая толпа, слышите? Я была снаружи, у дома, и пыталась пройти внутрь. Можно подумать, что мы изобрели по меньшей мере Господа Бога. Они на самом деле молятся, а две женщины перекрестились. А некоторые, ты не поверишь…
— Хватит, — оборвал я ее.
— Может, ты дашь мне договорить?
— Нет, — отрезал я. — Заткнись, ладно?
Мы с ненавистью смотрели друг на друга, затем она резко поднялась на ноги.
— Ты знаешь, что у тебя губы разбиты? Лучше бы наложить пару–тройку швов.
Прикоснувшись к губам, я обнаружил, что они до сих пор. кровоточат. Похоже, Прис говорила правду.
— Я отвезу тебя к доктору. — Она подошла к двери и стояла, ожидая меня, — Ну, давай же, Луис.
— Не нужно мне никаких швов, — проворчал я, но все же поднялся и на трясущихся ногах последовал за ней.
Пока мы ждали лифта, Прис прошлась по моему адресу:
— Ты, оказывается, не такой уж храбрец.
Я промолчал.
— Ты отреагировал хуже, чем я. Хуже, чем кто–либо из нас. Честно говоря, я удивлена, Луис. Видать, ты куда менее устойчивый, чем кажешься. Могу поспорить, что когда–нибудь, при сильном стрессе тебя это здорово подведет. Могут возникнуть серьезные психологические проблемы.
Двери лифта открылись, пропустив нас внутрь.
— Разве это плохо — реагировать? — спросил я.
Знаешь, в Канзас–Сити я сделала кое–какие полезные выводы. В частности, приучилась вообще ни на что не реагировать, если в том нет прямой выгоды. Я считаю, что именно это спасло мне жизнь, позволило справиться с болезнью и выйти оттуда. Такая же реакция, как у тебя, всегда плохой знак. Признак нарушения адаптации. Там, в Канзас–Сити, подобную штуку называют паратаксисом. Это — когда эмоции вмешиваются в межличнос тные отношения и усложняют их. Неважно, какого рода эмоции— ненависть, вражда или страх, как в твоем случае, — все паратаксис. Если процесс усиливается, возникает психическое заболевание. И не дай бог эта штука победит — тогда ты шизофреник, наподобие меня. Поверь мне, это хуже всего.
Я держал платок у губ, слегка промакивая выступающую кровь. Я не мог объяснить, почему упал в обморок. Даже не пытался.
— Давай поцелую, — предложила Прис. — Перестанет болеть.
Я бросил подозрительный взгляд на нее, но увидел выражение самого искреннего участия. Это меня тронуло.
— Черт, — пробормотал я, — все и так будет в порядке.
На самом деле я чувствовал себя взволнованным и не мог смотреть на Прис. Я снова казался себе маленьким мальчиком.
— Взрослые так не разговаривают, — сказал я. — Поцелую, перестанет болеть… Что за чушь ты несешь!»
— Я просто хотела помочь. — Ее губы дрогнули. — Ох, Луис, все кончено.
— Что кончено? — не понял я.
— Он живой, ты понимаешь? Я никогда не смогу снова прикоснуться к нему. И что же мне дальше делать? У меня ведь нет другой цели в жизни.
— О, боже! — выдохнул я.
— Моя жизнь пуста, с таким же успехом я могла бы и умереть. Линкольн — это все, что у меня было. Все, что я делала, о чем думала.
Мы приехали. Дверь открылась, и Прис шагнула в вестибюль. Я последовал за ней.
— Ты знаешь, к какому доктору идти? — спросила она. — Думаю, я просто провожу тебя на улицу и вернусь.
— Отлично.
Однако когда мы сели в белый «ягуар», она снова заговорила:
— Скажи, что мне делать, Луис? Мне надо чем–то заняться прямо сейчас.
— Ты должна справиться со своей депрессией.
— Но у меня никогда не было ничего подобного.
— Понятно. — И тут я ляпнул первое, что пришло на ум: — Может, тебе сходить к священнику?
Хотела бы я быть мужчиной! Природа так обделила женщин. Вот ты мог бы стать кем–нибудь, Луис, а каковы перспективы для женщины? Стать домохозяйкой или клерком, машинисткой или, в крайнем случае, учительницей.
— Доктором, — придумал я. — Накладывать швы на разбитые губы.
— Я не выношу вида больных, раненых или просто ненормальных. Ты же знаешь это, Луис. Именно поэтому я везу тебя к доктору — я не могу смотреть на искалеченных.
— Я вовсе не искалеченный, просто разбил губы.
Прис нажала на стартер, и мы выехали на дорогу.
— Я забуду Линкольна, — пообещала Прис. — И никогда не буду думать о нем как о живом человеке. С этой минуты он будет для меня просто вещью. Вещью для продажи.
Я кивнул.
— И я увижу, как Сэм Барроуз купит его! Это единственная моя цель. С настоящего момента все, что я делаю и думаю, будет подчинено Сэму Барроузу.