Лабиринт (СИ)

- Елизавета с мужем приглашают некоторых из нас на награждения коллег. За этим всегда следует чай по протоколу, - он сообщает это довольно просто, как будто говорит о чем-то обыденном. Для меня же чай с королевой, во дворце сродни чему-то сказочно-недосягаемому! Приблизительно как слетать на Марс, - кстати. Почему ты иногда подшучиваешь на эту тему, завидуешь?

- Пожалуй, да, - заключаю с уверенностью. Алекс снова смеётся.

- Тоже хочется попить чайку с королевой?

- Ага, - киваю, - но я как-то, знаешь, не питаю иллюзий на этот счёт.

- И все же, один реальный шанс у тебя есть, - он хитро прищуривается, - для этого надо всего-то получить английское гражданство и дожить до ста лет.

- Серьёзно? Почему до ста?

- Апофеозом английского чаепития является традиция - англичан, доживших до ста лет, приглашают на чашку чая к королеве. Ещё ни одному столетнему, насколько я знаю, не отказали.

- Ого, а вот это по-настоящему серьёзный стимул для британцев дожить до ста лет, - восклицаю мечтательно. И смотрю на Алекса, невольно усмехаясь от возникшего на контрасте с ним образа Гриши в растянутых на попе и коленках штанах-трениках, - а тебя хоть сейчас в Букингемский дворец! Презентабелен даже в домашней одежде. Так и хочется растрепать немножко твою идеальную стрижку, и еще сделать как-нибудь так, - перегнувшись через стол, смешно поднимаю вверх воротник его рубашки.

Возвращаюсь в прежнее положение, хихикая и любуясь творением рук своих. Но, вдруг замечаю, как опасно тяжелеет взгляд Алекса.

- Ты можешь растрепать меня, как захочется, - недвусмысленно предлагает он, а я понимаю, что несмотря на непринуждённую болтовню, напряжение между нами никуда не делось. И этот его взгляд, наглый, неприкрыто восхищенный, колкой изморозью проходит по коже, заставляя невидимые волоски встать дыбом, - а мне.. очень хочется растрепать тебя.

- Гм.. а мы завтра собираемся к Артисту? - спрашиваю невпопад, желая срочно сменить тему. Делаю вид, что очень заинтересована узором на ручке чайной ложечки, - честно говоря, не очень-то приятно будет увидеть его!

- И не увидишь, - глухо отвечает Алекс, тоже сосредоточиваясь на ложке в моих руках, - завтра днем у меня встреча с двойным агентом, он даст необходимую информацию. Я все сделаю сам. Знаешь, ты действуешь на меня так... умиротворяюще! Со мной такое впервые.

Дальше он молчит, вынуждая меня оставить ложку в покое и поднять на него глаза. Непонятная недосказанность повисает в воздухе.

- Это как? - выдыхаю.

Серьёзность его тона и близость ко мне, несмотря на призрачную преграду между нами в виде стола, оказывает странное, почти парализующее воздействие. Я вдруг вспоминаю, что мы совсем одни в этой квартире, и за окном глубокая ночь.

Неподвижно сижу, то и дело натыкаясь на горящий взгляд Алекса, от которого вспархивают те самые пресловутые бабочки в разных местах, но не хочу даже думать о том, что мне давно пора бежать и закрываться в своей спальне. Как будто это спасёт меня от постоянного, странного чувства беспомощности перед ним.

- Я ищу в себе агрессию.. и не нахожу, - он смотрит пристально, - раньше думал, что буду убивать его, рвать на куски, ломать по косточке - за Старка, за нас, а теперь.. теперь мне даже не хочется задавать вопросы. Стало не интересно, не важно. Не нужно. Знаешь, незнакомое, новое ощущение! Нет охотничьего азарта. Когда хочется только созидать… понимаешь? Женя…

Киваю ему утвердительно, глубоко задумываясь. Легкий флёр светскости и пустословия напрочь исчезает из нашей беседы, наполняя ее до краев новыми, скрытыми смыслами, о которых знаем только мы.

Замираю в оцепенении от своих мыслей. Сейчас я как бабочка на булавке, вся перед ним! Захочет взять меня – и я сгорю в его руках, без остатка. Захочет спросить, о чем угодно – отвечу только правду. Но, я же не соберу себя потом по кусочкам, снова?

Только не во второй раз.

Поэтому я сильно сжимаю руки под столом - до боли, до побелевших косточек, и нахожу в себе силы остановить это, пока меня окончательно не расплавило в лаве чего-то необъяснимого. Так будет правильно, единственно верно.

- Мне тоже, - выдыхаю и встаю, по-прежнему избегая его взгляда, - и это прекрасно. Лучше созидать, чем разрушать! Спокойной ночи.

Я сбегаю, не оборачиваясь. Сбегаю, как будто за мной гонятся черти. От Алекса, от реакций своего тела на него - этих неконтролируемых вспышек жара, и предательски-приятного, ноющего ощущения внизу живота всякий раз, когда он смотрит на меня чуть дольше обычного. Еще от саднящей, почти невыносимой в такие минуты боли в моей душе, в моем сердце.

И все же, стоит только мне услышать тихий голос Алекса, когда я уже почти пересекаю порог кухни, как это останавливает мой бег.

- Мне больно, - признаётся. Резко торможу, оборачиваясь.

- Отчего?!