Лабиринт розы

Титания Xарди Лабиринт розы

Моему мужу, Гаврику Лоузи, дающему мне покой, когда бушует буря.

В серьезных стычках каждая из сторон утверждает, что действует по воле Божьей. Обе они, вполне вероятно, ошибаются, но одна — наверняка. Бог не может одновременно выступать «за» и «против».

Авраам Линкольн

«Vexilla regis prodeunt inferni

verso di noi; pero dinanza mira»,

disse '1 maestro mio «se tu '1 discerni».

«Vexilla regis prodeunt inferni

Навстречу нам,— сказал учитель,— Вот,

Смотри, уже он виден в этой черни».

Ад, песнь XXXIV (перевод М. Лозинского)

Данте Алигьери. Божественная комедия.

ПРОЛОГ

День святого Георгия, апрель 1600 года

Постоялый двор по дороге в Лондон

Во главе трапезного стола, у самого камина, понурив голову восседает седобородый старик. В тонких пальцах правой руки он теребит что-то темное и блестящее. Стол перед ним усыпан лепестками «Розы мира» — белыми, с ярко-розовыми прожилками. Те, кто делит с ним компанию, знают: перед их глазами разворачивается таинство, единение Духа с душой каждого из них, рождение долгожданного чуда — алхимического гомункула. Не в пример бубнящим в соседних комнатах обитателям гостиницы, присутствующие сохраняют молчание, не сводя глаз со старика.

Дверь тихо открывается и так же тихо затворяется, и тишину нарушает шарканье подошв. Слуга, которого никто не удостаивает вниманием, вкладывает в сухонькие руки старика записку. Тот неторопливо читает, и на его высоком лбу — удивительно гладком для человека таких преклонных лет — залегает глубокая складка. Он долго медлит, затем оглядывает лица людей, собравшихся за длинным столом, и наконец обращается к ним голосом тихим, как вечерняя молитва:

— Всего какой-то месяц назад синьора Бруно сожгли на костре на Кампо де Фиори. Перед этим ему дали сорок дней, чтобы он мог отречься от своих ересей, будто Земля вовсе не средоточие мира, кроме нее есть еще много солнц и планет, и будто божественность Спасителя нельзя принимать за буквальную истину. Монахи предложили ему для целования распятие, чтобы он мог покаяться в грехах, но он лишь отвернул голову. В доказательство милосердия к нему церковники перед тем, как разжечь костер, надели ему на голову венец, начиненный порохом, чтобы ускорить смерть. Они также пришпилили ему во рту язык, чтобы помешать ему произносить крамольные речи.

Старик снова оглядывает сотрапезников и немного погодя продолжает:

— И вот некоторые из нас уже держат в руках нить, уводящую далеко отсюда…

Его глаза задерживаются на человеке на другой стороне стола, по левую руку от него. Тот сидит сгорбившись, уткнувшись в пивную кружку, и соседу приходится подтолкнуть его локтем и шепотом обратить его внимание на главу собрания, вперившего в него взгляд. Оба некоторое время смотрят друг на друга, будто в поединке, пока более молодой не уступает. Улыбка смягчает его застывшие черты, и тогда старик спокойно спрашивает, еще больше понизив голос:

— Возможно ли, используя самые неистовые ухищрения ума, сохранить росную свежесть его идей о любви и всеобщей гармонии? Сумеют ли «бесплодные усилия любви» все преодолеть?

1

Черный дрозд нарушил его беспокойный сон песенкой, проникшей сквозь плотно закрытые ставни дома.

Накануне Уилл приехал поздно, когда тусклые сентябрьские сумерки уже сгустились в ночь, но лунного света хватило, чтобы отыскать спрятанный среди гераней ключ от входной двери. Теперь он очнулся в темноте — перепуганный, странно смятенный, хотя тонкая полоска света, пробивающаяся в щель меж ставен, ясно говорила, что он не заметил, как наступило утро.

Он выпрыгнул из постели и подбежал к окну. Со щеколдами пришлось повозиться: деревянные засовы разбухли от дождей, и ставни никак не хотели открываться. Наконец нащупав правильное положение, он неожиданно окунулся в яркий свет. За окном стояло прекрасное утро ранней осени, и стелющийся туман уже прорезали первые солнечные лучи. Вместе со светом и сыростью в комнату вплыло благоухание роз, в котором безошибочно угадывалась лавандовая нотка, вероятно долетавшая с чьей-то живой изгороди. Запахи исподволь принесли с собой сладостно-горькие воспоминания, но одновременно и восстановили душевный покой, развеяв навязчивые образы тех, кто так долго населял его сны.