Кунцевич не обладал ни силами, ни чувством юмора, чтобы шуткой ответить на столь наивный вопрос.
— Приемные часы закончены. Заявление извольте подать через свой участок.
— Мне не нужно заявления, — ответил господин, передумав снимать перчатки. — Я ищу вашего чиновника.
— По какому делу?
— Скажем так… — господин замялся. — Он просил меня сообщить ему, если я вспомню нечто важное для него…
Было заметно, особенно опытному глазу сыщика, что господин в непривычной обстановке чувствует себя неуютно. И хотел бы поскорее уйти.
— Как фамилия чиновника? — спросил Кунцевич, прикидывая, как немного отведет душу и поводит богача за нос.
— Ванзаров, Родион Георгиевич.
В любом другом случае Кунцевич проявил бы чудеса чиновной волокиты. Но только не в этом.
— Его нет в столице, — ответил он. — Можете оставить сообщение, я передам.
— А где он?
— В Павловске, — сказал Кунцевич, прикинув, что это не является разглашением секретной информации.
— В Павловске… — повторил господин раздумчиво.
— Так вы оставите сообщение для Родиона Георгиевича?
— Нет, благодарю вас, — ответил господин, надевая новую и модную шляпу. — Я, пожалуй, сам съезжу в Павловск, давно там не был.
— Как вам будет угодно, — разбираться с капризами у Кунцевича не было желания. — Кто приходил, что сообщить?
— Доктор Юнгер, — ответил господин с легким поклоном. — Надеюсь, увижу его завтра.
И он покинул приемное отделение, оставив за собой шлейф запаха дорогого одеколона.
Кунцевич с тоской подумал, что ему никогда вот так роскошно не выглядеть. Как ни старайся. Жалование чиновника сыска и пальто за сто рублей, не говоря о пенсне с перстнем, вещи несовместимые. Вздохнув, Кунцевич вернулся к запросу о поисках сбежавшего Козыря.
50. Разбитые надежды
Такого коварного удара Управляющий никак не ожидал. На срочное заседание Комитета явился только брандмейстер. Дубягский был не в состоянии оторваться от больничной кровати, на которой его оставили, укрыв одеялом. Но вот поступку Сыровяткина прощения не было. Вместо того чтобы стараться в городе найти убийцу и уже написать победное донесение начальству, полицмейстер заявил, что занят и не может присутствовать. Когда же Антонов спросил: что за дела такие срочные, оказалось, что Сыровяткин готовит городовых для какого-то сверхсекретного дела, которое устраивает этот пресловутый Ванзаров.
Антонов хотел в лицо сказать все, что думает о предателе, но решил приберечь слова на потом, когда Сыровяткин одумается и поймет, что интересы города куда важнее его личных.
Заседать на пару с Булаковским толку не было. Что может брандмейстер? Утопить Ванзарова из брандспойта? Так ведь этот, пожалуй, выплывет. Не утонет. Антонов с болью в сердце смотрел на все, что красовалось на столе. Супруга расстаралась как могла. А этот предатель Сыровяткин нашел себе дела поважнее.
Булаковский сидел с видом полностью удовлетворенного жизнью человека.
— Что, Петр Парфенович, делать будем? — спросил Управляющий.
— Да, большой вопрос, Василий Ильич. Затруднительное положение. Команда моя в постоянной готовности.
— Это замечательно. А не знаете, куда наш дражайший Константин Семенович сегодня определился?
— Никак нет, — ответил брандмейстер, подправив ус. — Он мне не докладывает.
— А вы спросили, как я велел?
— Так точно.
— И что он ответил?
— Говорит: «Не твоего ума дело». И все тут.
— Вот он какой оказался, — не сдержался Антонов. — Что ж, вот и открылось его истинное лицо.
— Да уж… Такой привереда стал.
На сем заседание можно было считать оконченным. Сдаваться Антонов не собирался, не такие беды осиливал. Выбрав бутылку, раскупорил знаменитую наливку и разлил по рюмкам.
— Что ж, Петр Парфенович, вдвоем мы с вами остались. Последние, так сказать, рыцари города Павловска, кому не равнодушна его судьба.
— Так вот оно вышло, — согласился брандмейстер, сжимая рюмку.
— Давайте, дорогой мой, чебурехнем!
— Давайте, Василий Ильич, чебурехнем!
— За Павловск и его процветание.
— Именно так.
И они чебурехнули.
51. Под сенью Диониса
Окна были темны. С улицы казалось, что дом спит. Не теряя надежды, Ванзаров постучал. Дверь открылась так быстро, будто Душинцев стоял под ней. На нем был белый балахон до пола. От лишних слов Ванзарова предостерег палец у губ и тихое «ш-ш-ш». Душинцев выглянул на улицу, как будто опасался слежки, и затворил дверь. Ванзаров оказался в полной темноте. Его тронули за локоть.
— Надевайте вот это, — прошептали ему на ухо.
Пальцы ощутили легкий предмет с двумя прорезями и резинкой. Наверняка маска.
— Надели?
Ванзаров покорно нацепил маскарадный предмет. Резинка была мала и готова была лопнуть.
— Все собрались, ждем только вас.
— Я не опоздал…
— Ш-ш-ш…
Как слепого, его повели по квартире. В смутных бликах угадывалась мебель. Они прошли гостиную, обогнув большой стол, и вышли на кухню. Тут локоть Ванзарова ощутил свободу. Душинцев шагнул вперед и открыл дверь, ведущую в сад. Белая ночь позволяла видеть достаточно.
Душинцев поманил его за собой.