Лабиринт Фавна

Офелия не плакала с той минуты, как увидела маму в крови, но от мягкого голоса Мерседес у нее из глаз наконец-то хлынули слезы и потекли по щекам – так же, как текла кровь по странице в книге Фавна. Почему книга не предупредила ее раньше? Зачем показывать то, что так и так случится? Потому что книга – жестокая, шепнул голосок в голове Офелии. И ее коварный хозяин такой же. Даже фея – жестокая.

Да, это точно. Офелию пробрала дрожь – она вспомнила, как фея вонзила зубы в кровавый кусок мяса на ладони Фавна. В книжках Офелии у фей не было таких зубищ. Правда?

Мерседес присела рядом с Офелией и погладила ее по голове. Волосы у Офелии были черными, как у мамы. Черна как уголь, бела как снег, румяна как кровь…

– Ты помогаешь тем людям в лесу, да? – прошептала Офелия.

Мерседес отдернула руку:

– Ты с кем-нибудь говорила об этом?

Офелия видела, что Мерседес не решается на нее взглянуть.

– Нет, я никому не рассказывала. Не хочу, чтобы с тобой случилось плохое.

Она прислонилась головой к плечу Мерседес и закрыла глаза. Ей хотелось прижаться теснее, спрятаться от всего мира, от крови, от Волка, от Фавна. Некуда бежать, нет никакой Подземной страны. Все вранье. Мир – только один, и в нем так темно…

Мерседес было непривычно утешать ребенка, хотя она сама была еще молода и у нее могли бы быть дети. Когда она наконец обняла девочку, в душе шевельнулась нежность, и от этого стало страшно. В нашем мире такие чувства опасны.

– А я не хочу, чтобы плохое случилось с тобой, – шепнула она, баюкая Офелию, как младенца, хотя часть сознания приказывала остеречься и не поддаваться нежности.

Когда-то Мерседес мечтала о дочери, но из-за войны забыла свои мечты. Она многое забыла из-за войны.

– Ты знаешь колыбельные? – тихонько спросила Офелия.

Колыбельные? Да…

– Всего одну. Только я слов не помню.

– Все равно спой!

Офелия умоляюще смотрела на нее.

Мерседес закрыла глаза и, укачивая чужого ребенка, стала еле слышно напевать песенку, которую мама пела ей и брату. Мелодия без слов наполнила обеих тихой радостью, как будто впервые на земле родился младенец и ему впервые пели колыбельную. Мелодия рассказывала о любви и о том, какую боль она приносит. И какую дает силу, даже в кромешной тьме.

Мерседес пела колыбельную девочке и себе самой.

Песня усыпила их страхи.

Правда, ненадолго.

17 Брат и сестра

Мерседес еще посидела с Офелией. Наконец девочка заснула – несмотря на страх за маму. Страх наполнил старую мельницу, словно пыль от черной муки.

В полной тишине Мерседес крадучись спустилась по лестнице. Все спали, бодрствовали только часовые во дворе. Они наблюдали за лесом и не заметили, как Мерседес, встав на колени посреди кухни, руками смела в сторону насыпанный ровным слоем песок и подняла одну плитку пола. Пачка писем была на месте, и с ней – жестянка, в которой были припасены кое-какие вещи для тех, кто прятался в лесу. Мерседес начала складывать все в сумку и вдруг замерла – на лестнице раздались шаги.

– Мерседес, это всего лишь я, – прошептал доктор Феррейро.

Он спускался медленно, как будто ему страшно не хотелось выполнять то, к чему они с Мерседес готовились уже несколько дней.

– Идем?

Пожалуйста, скажите «да»! – умоляли глаза Мерседес. Я не справлюсь одна!

Феррейро кивнул.

Мерседес показывала дорогу. Она перешла через ручей, чтобы запутать следы. Лунный свет пробивался между веток, превращая воду в расплавленное серебро.

– Сущее безумие, – бормотал Феррейро, зачерпывая ботинками холодную воду. – Если он узнает, он нас всех убьет!

Само собой, они оба понимали, о ком речь.

– Но ты, наверное, подумала об этом?

Она только об этом и думала…

Мерседес прислушалась к ночным шорохам.

– Вы так его боитесь?

Феррейро невольно улыбнулся. Мерседес была прекрасна. Отвага окутывала ее, словно королевская мантия.

– Нет, это не страх, – искренне ответил доктор. – По крайней мере, не за себя…

Он умолк, потому что Мерседес предостерегающе прижала палец к губам.

Что-то мелькнуло за деревьями.

Мерседес вздохнула с облегчением, когда из-за дерева показался молодой человек, так же бесшумно, как двигались на мху тени от лунного света. На черноволосой голове была темная кепка, а по одежде было сразу ясно, что он давно живет в лесу. Мерседес глядела не отрываясь, как он идет к ним через заросли папоротника. Брат был ненамного младше ее. А в детстве разница казалась огромной.

– Педро! – Мерседес нежно коснулась любимого лица.

Она и забыла, какой он высокий.

Брат крепко ее обнял. Когда-то ему была нужна ее защита лишь от строгой матери да от собственной беспечности. Сейчас быть заботливой старшей сестрой стало куда опаснее. Иногда Педро думал, что лучше бы она не была такой храброй и хоть немного берегла себя. Он даже просил не помогать им больше, но Мерседес никого не слушала. Сестра жила по своим правилам, даже в детстве. Педро очень ее любил.

Часовщик