Лабиринт для троглодитов

Левого Полупегаса она недолюбливала за педантичность; после того как ее покалеченного робота не сумели починить даже прославленные механики из Голубого отряда, единственным выходом было разделить сложную кибернетическую систему надвое, раз уж каждая половина была снабжена как компьютерным квазимозгом, так и речевой приставкой. Получились два вполне сносных робота с небольшими лотками для выполнения мелких механических работ; Шэд почему-то прозвал их слесарями-сантехниками. И только когда они начали действовать порознь, до Варвары дошло, что тонкая настройка каждого мозга была специфической, так что каждый вычислительный бурдюк являлся как бы аналогом одной половины человеческого мозга.

До сих пор она никогда не задумывалась над тем, какой головой вперед двигается ее Пегас, а какой — разговаривает (обычно говорила задняя голова, чтобы не мешать передней принимать звуковую и зрительную информацию). Ей казалось — это безразлично, все равно ее механическая скотинка симметрична, как Тяни-Толкай. А теперь выходило, что — нет, и стало понятно, почему все наличные кибер-механики спасовали перед полным ремонтом, — ведь и человеческий мозг разделить вдесятеро легче, чем объединить в одно целое.

Вот и получилось два достаточно своеобразных существа, их которых одно было карикатурой на физика, а другое — на лирика. Ничего не оставалось, как прозвать их «левым» и «правым». Само собой напрашивающееся «Полупегас» сильно смахивало на «полудурка», но Варвара не возражала — останки ее любимого робота после разделения отнюдь не повысили своего интеллекта, скорее, к бесконечному сожалению, — обратное…

— Я тебя спросила, где ты подслушал про Матадор, — раздраженно повторила девушка. — Ты что, забыл, что робот обязан отвечать на вопросы человека?

— Никчемный вопрос, занимая определенный интервал времени, достойный лучшего применения, наносит спрашивающему минимальный вред. Ответ на такой вопрос также занимает время и таким образом вред удваивается. Оставление вопроса, не ведущего к получению ценной информации, без ответа является оптимальным вариантом по сравнению со слепым следованием правилу подчиненности. — Робот вещал голосом эталонного зануды.

— А то, что твои скрипучие сентенции меня раздражают, — такой вред ты не учитываешь?

— Человек способен волевым усилием преодолеть легкое раздражение, вызванное незначительным фактором. Если же он не в силах этого сделать, он сам или находящийся в его распоряжении робот должны воспользоваться фармакологическим препаратом средней степени воздействия. Рекомендую десять капель седуксенции на ромашковом настое. — Он развернулся и двинулся к не снятой еще со стены походной аптечке.

— Можешь вылить их себе за шиворот, — фыркнула Варвара.

— И — на Матадор… — едва слышно пробормотал Полупегас.

Девушка заложила руки за спину и почти минуту глядела на робота, покачиваясь с носков на пятки. Разобрать и запаковать, как Пегги? Бросить здесь? Отправить на Большую Землю для капитального ремонта? Подарить Голубому отряду?

Она не знала, что с ним делать, потому что перестала понимать, что это за существо и как она к нему относится.

— Ну вот скажи мне, зачем ты промямлил эту несуразицу, насчет Матадора? Она что, несет в себе ценную информацию? Или ты думаешь, что тебе можно то, что нельзя мне? Ну, отвечай, когда спрашивают!

Полупегас вдруг подогнул опорные щупальца, бесшумно опустился на пол и уткнулся мордой в лоток.

— Не знаю… — еще тише проговорил он. — Не могу в себе разобраться. Мне словно чего-то не хватает… Тоскливо.

Элитные роботы снабжены эмоциональными модуляторами — голос его как будто проходил сквозь бархатную тряпочку, намоченную слезами. И Варваре стало ясно, что никуда она его не отдаст и уж ни в каком случае не бросит. И в том, что произошло с ее верным Пегасом, было что-то осеннее, словно палые листья не выбросили на помойку, а поставили в кувшин с водой — пусть еще несколько дней поживут…

Она вздохнула и поглядела на часы — до истечения отведенного ей срока оставалось восемь минут. Как раз чтобы явиться на метеовышку с достоинством и не запыхавшись. Она каждый раз об этом мечтала, но все не получалось…

— Ты полежи здесь, соберись с мыслями, — велела она Полупегасу. — Придет Ригведас — помоги ему, но с ним не уезжай. Меня дождись.

Она поправила волосы, пожалев, что не забрала у Кони подаренного зеркала, но тут же рассердилась на себя, тряхнула гривой, так что волосы стали дыбом, и вылетела из лаборатории, бормоча себе под нос: «Полюбите нас черненькими, а уж беленькими нас всяк полюбит…»

И столкнулась на пороге с Теймуразовой красой ненаглядной.

Сначала она врезалась в плотную волну запахов — как там у Шекспира: «…все ароматы Аравии…» Затем — краски: опытный глаз таксидермиста искал хотя бы квадратный сантиметр незагримированной кожи, но такового не находилось. И только потом воркующий голос, произносящий самые обыкновенные слова с таким вкусом, словно перечислялись сорта самых немыслимых пирожных: