Глеб перестал обращать внимание на боль, хотя грудная клетка болела нестерпимо. Он потянулся, наклонился, несколько раз присел Вроде бы все кости целы, даже ребра не сломаны. А вот голова гудела, словно пустая бочка, по которой бьют тяжелым молотом – Сволочи! Сволочи! – шептал Глеб, облизывая губы и ощущая во рту привкус крови. – Мерзавцы! Подонки!
«Хотя, если бы они хотели меня убить, убили бы еще там, сразу же после допроса. Значит, действительно я нужен Савельеву как человек, который владеет информацией. И он решил меня использовать в своей гнусной игре. Он хочет моими руками расправиться со своими партнерами, а заодно и со своими покровителями. Но нет, это ему не удастся. Я не так глуп», – подумал Глеб и сел на скрипучий топчан.
Затем он, превозмогая боль, лег на бок.
«Я сейчас ничего не смогу сделать. Единственное, что мне остается, так это лечь спать, постараться набраться сил, постараться прийти в себя. А потом – что пошлет Бог И может быть, мне опять повезет и я смогу выбраться из этой западни, выбраться и достать Савельева, этого хитрого и самоуверенного преступника».
А Савельев наверху отдавал распоряжения. И последнее распоряжение было таким: он подошел вплотную к начальнику охраны и посмотрел на него снизу вверх.
– Если я не позвоню, то через три дня выпустишь этого пленника.
– Как выпустишь, Владимир Владиславович?!
– Очень просто. Откроешь камеру, выведешь, дашь ключи от машины. А можете сами отвезти его в город и выпустить там. Только убивать его не надо. Он должен сыграть свою роль.
– Так ведь он может нас заложить!
– Нет, – убежденно покачал головой отставной полковник, – он никого не заложит, не беспокойся. Он знает, что делать. А если я позвоню раньше, то я скажу, что предпринять. Понял?
– Так точно, Владимир Владиславович, – по-военному ответил начальник охраны.
– Вот и хорошо, если понял. И никакой самодеятельности, никаких инициатив! Вы должны сделать так, как сказал я.
– А если что-нибудь случится? – на всякий случай осведомился начальник охраны.
– Что ты имеешь в виду?
Начальник охраны неопределенно пожал плечами.
– Мало ли…
– Ну, это ты брось. Ничего не должно случиться в ближайшие пять-семь дней.
– А потом?
– И потом тоже, – придав максимальную убежденность своему голосу, ответил Савельев.
– Хорошо, все будет выполнено, Владимир Владиславович. Можно идти?
– Да, иди.
Когда начальник охраны покинул кабинет, Савельев открыл сейф, извлек оттуда кейс с деньгами и с этим кейсом вышел на улицу. Его водитель и личный охранник стояли у машины. Охранник открыл заднюю дверцу.
., – Нет, вы останетесь здесь, – быстро и твердо сказал Владимир Владиславович.
Охранник отступил на шаг от сверкающего «мерседеса».
– Я не понял…
– Ты что, идиот?! – не выдержав, зло взвизгнул Савельев. – Не понял?!
– Все ясно, Владимир Владиславович, – водитель улыбнулся.
– А ты чего дыбишься? Ты тоже остаешься здесь.
Я сам поведу машину.
– Хорошо, – тут же согласился водитель.
– Хотя нет, – сказал Савельев, – я поеду не на «мерседесе», а возьму «жигули».
Глава 16
Глеб лежал на жестких досках, прижав руки к груди.
Затем он медленно разжал затекшие пальцы и, приложив ладони к лицу, принялся ощупывать его Правый глаз опух. Правый висок был рассечен, губы разбиты.
Глеб тщательно изучил все ссадины и ушибы.
«Неплохо поработали, – отметил он, – давненько меня так не били, причем столь зверски и нагло. Ну что ж, если удача меня не покинет, то я поквитаюсь со своим обидчиком, обязательно поквитаюсь, и он будет наказан. Но это лишь в том случае, если мне повезет. Хотя сейчас рассчитывать на везение не приходится».
В подвале стоял нестерпимый холод.
«Черт бы их подрал! – подумал Глеб. – Хотя если было бы жарко, то наверное, раны болели бы невыносимо. Впрочем, человек может притерпеться к любой боли, главное, чтобы с психикой было вес в порядке. А с психикой у меня все в порядке, и голова соображает довольно ясно».
Глеб прикрыл глаза и погрузился в тяжелое забытье.
Очнулся он не через несколько минут, как рассчитывал, а через несколько часов.
Холод пробирал до костей. Глеб зябко поежился, подтянул ноги к животу, осторожно повернулся на другой бок.
«Будь они неладны! – подумал он о своих тюремщиках. – Сунули в этот чертов склеп! Здесь только огурцы да квашеную капусту держать, а не живого человека. Хотя им на мое здоровье, наверное, глубоко плевать. Впрочем, Савельев говорил, что он меня оставит в живых, чтобы я использовал информацию, которую он мне выдал, в его интересах».
И Глеб принялся прокручивать в уме фамилии, даты, суммы, названные Савельевым. Этот процесс был для Сиверова довольно утомителен, но Глеб пунктуально и скрупулезно, как заправский бухгалтер, пытался восстановить и закрепить в памяти все то, что услышал от отставного полковника КГБ.
Когда с этим делом было покончено, Глеб встал на ноги и переключился на борьбу с холодом. Он приседал, ходил от стены к стене, отжимался от дощатого топчана.
"Если бы не наручники… – с горечью подумал Глеб. – Хотя что это может изменить? Дверь, скорее всего, так крепка, что ее можно высадить лишь танком.