Лабиринт для Минотавра

Ариадна встала, посмотрела на Корнелия.

– Перечитайте. Может, тогда поймете – отсюда не улететь. Никому и никогда. Здесь даже умереть невозможно.

Она шагнула к валяющемуся неопрятной грудой скафандру, покопалась в складках, извлекла ракетницу, широко разинула рот и нажала кнопку.

Это произошло настолько быстро и буднично, что Корнелий не успел среагировать. В первый раз в жизни он увидел, как взрывается человеческое тело. Всё. Полностью. От макушки до пяток, превращаясь в облако кровавых ошметков. Будто вспышка сверхновой. Взрывная волна в замкнутом крошечном помещении отбросила Корнелия на переборку, но, к счастью, покрытие смягчило удар, да и сказалась закалка организма, многократно переносившего перегрузки в десятки «ж». Но вот предохранительные цепи сознания не выдержали. Мрак сгустился, Корнелий попытался вырваться из ледяных щупалец, но не смог.

Гауф… Карлик Нос… Гауф… Карлик… Нос…

Он убегал, а позади доносился тяжелый топот и свирепый рык чудовища, которое гнало его по лабиринту переходов. Он понимал – преследователь играет. Ему ничего не стоило схватить беглеца, но чудовищу доставляло большее удовольствие то, что сама жертва поймет всю бессмысленность бегства и наконец-то остановится принять уготованную участь… Он это понимал, но все равно не мог остановиться, возобладать рацио над инстинктом самосохранения…

Над ним возвышался Червоточин и внимательно рассматривал. С интересом энтомолога, готового уморить особенно ценный экземпляр бабочки. Только через некоторое время Корнелий осознал, что лежит в каюте, непонятно кем сюда перенесенный. Тело будто не принадлежало ему. Он хотел вскочить, но вместо этого губы шевельнулись, и он услышал голос. Чужой голос, каким говорило чужое тело, в нем оказалось его сознание:

– Я не хочу участвовать в эксперименте.

Червоточин покачал головой:

– Дороги назад нет, я ведь предупреждал.

Тело, в котором пребывал Корнелий, теперь сидело на жесткой койке, и комиссар убедился – каюта тоже не его. На столике стакан, от него ощутимо пахло алкоголем, в тарелке остатки еды. Десятки мельчайших деталей указывали – обитатель каюты погружен в депрессию, бороться пытался традиционным способом – чрезмерным употреблением спиртного.

Червоточин взял емкость, понюхал, сморщился:

– Откуда эта гадость?

– Сами гоним, – сказал сидящий. – Имеются небольшие проблемы с дистилляцией, но эксперименты идут успешно. Оказалось, что угольные фильтры позволяют довести уровень очистки…

Пощечина. Корнелий видел резкий замах руки Червоточина, и мог бы уклониться от удара, но тело не повиновалось, он оставался в нем посторонним.

От удара голова откинулась, стукнулась затылком о мягкое покрытие переборки. Тело всхлипнуло:

– Я не могу… я не хочу… я виноват… сигнал не проходит… пытался связаться с Ио… Европой… молчание на всех частотах… даже маяки, а ведь они должны… должны… мы провалились… упали в эту чертову сингулярность! Упали! Упали!!! Сигнал… я послал сигнал с просьбой прислать комиссара… по братству… единственный сигнал, на который пришел ответ!

Червоточин сжал его лицо ледяными ладонями, приблизился, так что глаза заполнили все поле зрения, и Корнелий с изумлением увидел – их радужки неотличимы по цвету от Юпитера – полосато-леденцовые, и даже красное пятно имелось. Судя по всему, сидящий это тоже понял, дернулся, но Червоточин держал крепко.

– На этот раз все получится. Понимаешь? Все получится. Никаких ошибок. Никаких срывов. Условия эксперимента воспроизведены идеально. Идеально! Тебе нужно только собраться. Сейчас все зависит от тебя. И от меня, конечно. Но свою часть я выполню. Так, как нужно. Понятно?

И еще – по лицу Червоточина прошла рябь. Как помехи по голографическому изображению. Однако Корнелий не успел разглядеть подробности, тело зажмурилось, вскрикнуло, точно крохотное, жалкое животное, попавшее в зубы хищника. И нечто действительно вцепилось, рвануло, обхватило и вывернуло. Корнелий словно попал в мясорубку, набитую человеческими телами, он ощущал их тепло, чужие руки ощупывали, стискивали, при этом вся масса включена во вращательно-поступательное движение и громче становился хруст – хруст перемалываемых тел. Но вырваться невозможно, Корнелий отчаянно дергался, чувствуя – еще поворот шнека, и его протолкнет под лезвия. Тела теснее прижимались друг к другу, а запах плоти, превращенной в фарш, усиливался.

Корнелия перемололо. Бесформенной субстанцией он падал в бесконечность, пока могучая сила не подхватила, раскатала в тончайшую поверхность, и он вновь не начал падение, такое же бесконечное, но теперь от него отщипывали мельчайшие кусочки и скармливали черной глотке – бездонной и ненасытной…

Он узнал помещение – стандартная кают-компания, какая полагалась для типовых проектов исследовательских баз на спутниках планет-гигантов. Какое-то время назад (время? назад?) Корнелий сидел в ней и хлебал суп из хлореллы в обществе Ариадны и Червоточина. Теперь все разительно изменилось. Не было запустения. Кают-компания гудела от голосов – молодых и звонких.