Лабиринт Данимиры (СИ)

От этого веселья мне вновь стало не по себе, и, наверное, некая смута отобразилась на моём лице, потому что Мартин перестал улыбаться, взял мои холодные руки в свои тёплые и произнёс:

— Всё будет хорошо.

Я пожала плечами и беспечно ответила:

— Знаю.

5

Туман в Александрии стал незабываемым. Он появлялся в виде двух тонких струй, вытекавших прямо из раскрытых ладоней туманной ведьмы.

В центре заросшей поляны высился мраморный, весь в старческих пятнах и трещинах, постамент. Статуя, для которой постамент был когда-то изготовлен, сгинула во времени, и теперь на нём, широко раскинув руки, стояла Люда — с распущенными волосами, в длинной хламиде, которую она достала из рюкзака…  только смотрела она не на Рио-де-Жанейро, а в небо. Сизо-белые струи ненадолго поднимались вверх, затем опадали и слоями стелились по сырой земле; не сразу, но через несколько минут, они начинали растворяться, превращаясь в привычную глазу утреннюю дымку. Эта первоначальная неоднородность и слоистость выдавала искусственное происхождение тумана, но я всё равно была впечатлена и довольна, что не отказалась от поездки.

Все были со мной ласковы и приветливы, даже Ангелина.

Укоряя себя за слабоволие, я всё-таки заглянула под её магическую вуаль. В колдовской среде такой поступок считается неприличным — всё равно что заглянуть даме под юбку. К собственному прискорбию, я никогда не приближалась к совершенству, а такой порок, как любопытство, и вовсе поработил меня с младенчества.

Ничего особенного под вуалью не обнаружилось, хотя я была готова ко всему — к отсутствию глаза или носа, к чудовищному шраму или проваленному рту. Ну да, черты лица у Ангелины не обладали ни правильностью, ни особым изяществом, однако располагались на нужных местах и присутствовали в полном объёме.

И всё же мне показалось, что я понимаю, к чему эта маскировка.

Обычно свет души, пробиваясь изнутри, накладывает на лицо человека чары, связующие черты лица между собой, и если душа сильна, то на деле сумма оказывается существеннее, чем теоретически могли бы дать слагаемые. У Ангелины же глаза, рот, нос, скулы, подбородок существовали будто отдельно друг от друга. Как будто нечему было объединить их в единое целое, и пустота поселилась там, где должно было быть хоть что-то. Обнаружив недобрую пустоту, я невольно подумала о душевной болезни и содрогнулась. Некоторое время мне было страшно смотреть на Ангелину даже в вуали. Так тебе и надо, любопытная Варвара, отругала я себя. Не хочешь видеть неприятное — не лезь туда, куда тебя не приглашают.

И вообще, Ангелину стоило не пугаться, а пожалеть.

Можно подумать, она добровольно захотела родиться такой.

Популярная теория гласит, что все люди равны, но это не относится к подъёмным, выдаваемым нам судьбой при рождении. Действительно уравнять людей можно только в сердце — этому правилу научила меня мама. Поэтому я строго-настрого запретила себе вспоминать истинное лицо Гели и постаралась привыкнуть к её искусственному облику.

Тем более что виделись мы теперь часто.

После Александрии Мартин и его подруги то и дело приглашали меня на разные удивительные мероприятия. Они будто демонстрировали свою силу, свои возможности, показывая — вот мы можем так, а можем и эдак. Меня обволакивали заманчивыми фокусами, головокружительными трюками — как шёлковым коконом, с каждой встречей наматывая всё новые и новые нити.

Иной раз казалось, что старшие ведьмы играют со мной как с новой куклой или с котёнком — милым, но несмышлёным. В их отношении иногда проявлялось что-то снисходительное.

Ксения как-то увидела меня после дождя. Накануне я работала допоздна, а утром умудрилась почти проспать начало занятий. Выскочив из дома в спешке, я оставила зонт на тумбочке в прихожей, хотя и успела услышать по радио предупреждение о надвигающемся шторме.

Небесная вода бесцеремонно обрушилась сразу же, как только я покинула вестибюль метро. Как это обычно случается, общественный транспорт в то утро решил поиграть в динозавров и вымер как вид. Автомобили в ореоле брызг пролетали мимо на третьей космической скорости, и несколько кварталов мне пришлось пробежать под проливным дождём. В вестибюль института я ворвалась как степной сайгак, но всё равно опоздала к началу первой пары. Раздосадованная, запыхавшаяся, промокшая до нитки, я поплелась в институтскую столовую, где и встретилась с Ксенией, которая сочувственно поцокала языком, прищурилась, замысловато щёлкнула пальцами и сотворила изящное заклинание деликатной сушки.

Приятное тепло охватило всё моё тело, от одежды повалил лёгкий парок, а когда Ксения ещё раз щёлкнула пальцами, мокрая коса вдруг расплелась сама собою. Заклинание разглаживания, наложенное впопыхах ужасным утром, соскользнуло на пол как шёлковый платок. Кудрявые от природы волосы немедленно показали свой норов и раскинулись по плечам крутыми завитками.

Ксения долго разглядывала меня удивлённым и весёлым взглядом.

— О! Да ты у нас настоящий Барашек! — произнесла она наконец, протянула руку и ласково погладила по кудрям.